Адмирал Бридпорт и его офицеры сопротивляться не могли – их было слишком мало, а на морскую пехоту надежды не было (и правильно, как вскоре выяснилось). Так что они бродили по кораблям унылыми призраками.
Ассамблея составила две петиции и отправила одну «другу матросов» адмиралу Хоу для передачи в Адмиралтейство, другую – в парламент. Адмирал петицию доставил добросовестно, но лорды Адмиралтейства ее полностью проигнорировали. Отмалчивались и парламентарии. Видимо, адресаты совершенно не представляли серьезности и размаха мятежа…
Ассамблея тем временем призвала к строжайшей дисциплине: всем матросам предписывалось нести службу строго по уставу, выполнять все команды офицеров (но только те, что касаются стоянки на якоре, о подъеме якорей и выходе в море речи не было). За малейшее насилие над офицерами обещалась смертная казнь. Так что не было и тени анархии. Потом отправили в Адмиралтейство еще одно письмо: заявляли, что ни один корабль не поднимет якорь, пока не будут выполнены все требования матросов. А по кораблям разослали указание: в случае каких-то непредвиденных осложнений или попытки офицеров хоть как-то действовать против мятежников корабль, где это происходит, поднимает красный вымпел, а если дело случится ночью – вывесить на мачту, один над другим, два зажженных фонаря. Чтобы другие вовремя пришли на помощь.
В Адмиралтействе и точно не представляли, что происходит. Оттуда Бридпорту прислали письмо с требованием… немедленно арестовать мятежников и вывести флот в открытое море. Бридпорт, своими глазами видевший все происходящее, ответил форменной слезницей, пытаясь растолковать, что выполнить такой приказ невозможно: мятежники тут все до единого, и если кого арестуют, так это его с офицерами, если не обернется хуже. Следом и Ассамблея отправила в Адмиралтейство новое письмо – уже не прошение, а откровенный ультиматум: повторила, что ни один корабль не снимется с якоря, пока не будут удовлетворены все требования матросов. И добавила: и пока особым королевским указом каждому матросу не будет гарантирована полная амнистия.
Затем по распоряжению Ассамблеи списали на берег самых ненавистных офицеров, самых жестоких тиранов. Все прошло без малейшего насилия. На фрегате «Зинд» командир и шесть офицеров получили записку: «Джентльмены! По единодушному решению команды вы должны покинуть корабль ровно в восемь вечера, мы просим вас отнестись к этому спокойно и по-деловому, не вынуждая нас прибегать к крайним мерам».
Господа офицеры отнюдь не горели желанием на своей шкуре выяснять, в чем будут заключаться «крайние меры». Они смирнехонько собрали вещички и вышли на палубу – и их вполне культурно отправили на берег.