— Звонила… А то как же там оказался автопатруль, пришедший на помощь Свешникову.
— А «брат», кто он?
— Вот это пока неизвестно. Свешников пытался «колоть» его до середины ночи, но безуспешно. Даже имени не говорит, гад.
— Что дал обыск у Гвоздковой?
— Ничего хорошего. Никаких писем, записных книжек, фотографий — ничего!
— Не понял! Она же хотела мне показать альбомы семейные! — удивился Широков.
— Не знаю, что она хотела тебе показать, только никаких альбомов нет, — проворчал Ерофеев. — Ладно. Заболтались мы тут. Дело надо делать. И делать со всей тщательностью, чтобы при следующей встрече с Маргаритой Сергеевной козыри были у нас в руках, а не наоборот.
Вместе они направились в кабинет, где, как сказал Яшин, пребывали Белозеров с Котиной.
В просторном и светлом кабинете зав. отделением находились хозяин — высокий светловолосый мужчина лет сорока, молодая блондинка с заплаканным опухшим лицом и Слава Белозеров. Ерофеев и Широков представились мужчине и женщине, после чего подполковник попросил заведующего выяснить, пришел ли главврач, с которым необходимо было переговорить, а также найти пару кабинетов, где сотрудники милиции могли бы побеседовать с персоналом, работавшим в ночь. В это время Широков исподволь разглядывал медсестру и пришел к выводу, что внешне она действительно напоминает Гвоздкову.
— Как Вас зовут? — мягко спросил он, решив взять инициативу разговора на себя.
Женщина подняла наполненные тоской глаза и чуть слышно выговорила:
— Катя…
— Катюша, мы понимаем Ваше состояние сейчас, но мы Вас ни в чем не обвиняем и не подозреваем, поверьте, — и заметив, как женщина вздрогнула и подалась вперед, добавил: — Соберитесь с силами и постарайтесь по минутам вспомнить весь вчерашний вечер: что Вы делали, где были, кого видели?
Подавив рвущийся из груди вздох, Котина проговорила:
— Дежурство у меня начиналось в восемь вечера. Я, как обычно, пришла минут на пятнадцать-двадцать раньше, чтобы переодеться и принять смену. Сдававшая дежурство Серегина Тамара уже подготовила лекарства для выдачи больным перед сном. В начале девятого она ушла, а я пошла по палатам с лекарствами и одновременно проверить самочувствие больных. Потом вернулась к себе за столик…
— Уточните время, пожалуйста.
Чуть помедлив, Котина ответила, нервно теребя полу расстегнутого халата:
— К столу я вернулась в половине девятого. Я на часы посмотрела.
— А в триста шестую Вы заходили?
— Да. В палате были Тарасов и Касьянов. Ефим Петрович, по-моему, спал. По крайней мере, он лежал лицом к окну и никак не отреагировал на мой приход.