читаем в 17-й статье документа.
Вызов европейскому обществу привел не просто к декларированию определенных требований к образу человека и его телу, как мертвому, так и живому, но и к конкуренции между дисциплинарными практиками (а по своей структуре практики остались именно дисциплинарными, несмотря на гуманизацию дискурса). Если раньше государство обладало монопольным правом определять, что и как именно нужно делать с телами подданных, чтобы это работало на общественное благо, то теперь у общества появилась возможность требовать иного (более достойного) отношения. Иными словами, старая дисциплинарная модель никуда не исчезла, но право определять места захоронения и характер отношения к останкам стало оспариваться разными группами. Некрополитика стала принадлежать не только государству.
Отныне право определять, кому, где и как разлагаться, превратилось в инструмент политической манифестации. Перезахоронение и эксгумация стали новыми инструментами некрополитических общественных движений, для которых важна логика постоянного переутверждения и поиска идентичности. Чтобы понять, как работают практики перезахоронения, обратимся к морфологии этого процесса.
Перезахоронение и эксгумация
Один из главных идеологических компонентов гуманизации — понятие достоинства. В основе программы борьбы за права человека лежит представление о том, что каждый имеет право на определенное качество жизни — и, как следствие, смерти. Второй важный компонент гуманизации — право на индивидуальность, то есть право быть личностью, обладающей волей и свободой выбора. Эти параметры находят отражение в практиках эксгумации и перезахоронения.
Мировые патологоанатомические стандарты, регулирующие процесс извлечения останков из мест захоронений, подчеркивают необходимость относиться к телам с «достоинством». Но, несмотря на широкое распространение термина «достоинство», четкого определения у него нет. Речь идет скорее о негласном своде этических норм. Например, о праве на частную жизнь, предполагающем, что публичная демонстрация тела человека вопреки его желанию унизительна. Мертвых тел это тоже касается: процесс разложения оказывается сродни другим интимным физиологическим актам, которые не должны демонстрироваться публично. Труп имеет право гнить в земле, будучи скрытым от посторонних глаз, а поиск и перезахоронение останков становятся ритуальной практикой, возвращающей телам достоинство.
Существует, однако, и обратная практика дегуманизации: например, при обращении с мертвыми телами политических диктаторов, которых народ лишает права на интимность и достоинство. Так было с телом Бенито Муссолини, труп которого болтался вверх ногами на автозаправке у площади Пьяцца Лорето в Милане, а затем несколько дней валялся в сточной канаве. Так было с телами Николае Чаушеску и его жены, расстрелянными у стены солдатского туалета, а затем лежавшими на газоне футбольного стадиона «Стяуа». Так было с телом Муаммара Каддафи — съемка его мертвого растерзанного тела облетела весь мир, а позже труп выставили на обозрение в холодильнике для овощей. В этом плане показателен недавний скандал с публикацией видео, где бойцы ЧВК Вагнера в Сирии обезглавливали труп предположительного боевика, расчленяли его и сжигали. В публичных дискуссиях они оправдывались тем, что убитый боевик