В 2015 году Владимир Путин, разъясняя суть военной операции против террористического ИГИЛ[50] в Сирии, сказал: «Угроза террористических ударов в России… была и есть, к сожалению. Вот мы не предпринимали никаких действий в Сирии. Что заставило террористов нанести удар в Волгограде на железнодорожном вокзале? Просто их человеконенавистническая ментальность, борьба с Россией как таковой». И вывод: «Еще 50 лет назад ленинградская улица меня научила одному правилу: если драка неизбежна, бить надо первым». Как говорится, вот вам и дзюдо, но помноженное на ленинградскую улицу. Своя культурная традиция расставляет иные акценты даже в том случае, если человек погружен в чужую, сколь бы она ни была привлекательна, традицию.
Поэтому пройдя — через дзюдо — школу восточной стратегической мудрости, Путин все равно остался русским человеком, воспитанным в русской культурной традиции. В результате поиски стратегического образца, модели, продолжились, благо было где искать. Что могло стать мотивом для поиска другого образца? И почему, на мой взгляд, в итоге Путин вернулся к истокам православной цивилизации — Византийской империи? Для этого надо ответить на простой вопрос: чем отличаются большие стратегии в Китайской и Византийской империях? Ответ на этот простой вопрос, конечно, очень сложен, но я хочу предложить свою версию: в отличие от Китая, у Византии была миссия, причем не только для самой Византии, но и для всего мира. Эта миссия — спасение. Именно в этом, в осознании своего миссионерского призвания Россия считает себя преемницей Византии; самоопределялась как Третий Рим, потом как центр тяжести и равновесия в мире во времена Священного Союза («концерт великих держав»). Но и в XX веке, после падения православной Российской империи, Россия не отказалась от своего миссионерского призвания — таков был идейно мотивированный Третий Интернационал. На самом деле и сегодня Россия предлагает миру идею спасения, уже в качестве «Третьей империи» и в совершенно новых обстоятельствах. Однако для того, чтобы иметь возможность исполнить миссию, Россия должна была вернуть себе ту роль и то значение, которые вообще делают возможным разговор о миссии. Именно на достижение этой цели и одновременно условия была направлена большая стратегия Владимира Путина.
Обнаружить византийскую стратегию как образец для Путина не составило труда. Во-первых, при известном интересе Путина к истории, спускаясь по столетиям к истокам нашей цивилизации, он неизбежно должен был прийти в Константинополь просто потому, что это единственный путь. И восточные (Золотая Орда), и западные (Европа) влияния были поздними наложениями. При складывании Российского государства именно Византийская империя на протяжении нескольких веков оказывала решающее воздействие на материальном, институциональном и, главное, духовном уровне