За первое предположение говорит тот факт, что ВВП фактически воспроизвел «ментальную карту» среднего россиянина (случайно ли прозвучали слова о ментальной самооценке России?). Речь, понятное дело, идет о символической, воображаемой географии и ее значении для любого национального дискурса — и уж тем более для русского. На этой способности вообще основывается властная сила (харизма, если хотите) Путина как лидера страны. Я исхожу из того, что настоящий верховный правитель должен быть не только лидером, ставящим перед своим народом высокие цели и задачи, но еще и ретранслятором, отражающим то самое неуловимое никакими социологическими датчиками народное мнение, должен слышать глас народа, который с трудом поддается артикуляции, но который зачастую становится решающим фактором в жизни страны. Если голос верховного правителя резонирует с гласом народа, если отвечает на идущий из его национальных глубин вызов (например, реакция подавляющего большинства россиян на призыв «мочить в сортире», который привел страну к катарсису), то такой верховный правитель получает мандат доверия, который, конечно, не бессрочен и не безразмерен, но дает возможность призвать народ к свершениям, требующим нестандартных усилий.
Говоря о резонансе голоса верховного правителя и гласа народа, я имею в виду в особенности следующие слова Путина: «Как бы чего ни говорили: развал Советского Союза, независимые страны — все-таки ментально Россия более тысячи лет складывалась как многонациональное и многоконфессиональное государство. И все эти среднеазиатские республики, закавказские республики в сознании среднего российского гражданина, конечно, независимые, но это не чужие нам страны. Это люди нашей культуры, люди, которые в совершенстве либо очень хорошо владеют русским языком».
В этом высказывании сконцентрировано сразу несколько концептов, в том числе дискуссионных, поэтому особое значение приобретают детали, нюансы.
Деталь 1. В первой фразе так и звучит подтекст: «Ну и что с того, что Советский Союз развалился? Государству Российскому не впервой разваливаться, а потом собираться вновь». Путин вроде как подразумевает некий инвариантный контур («ментальную карту») России, который складывался почти тысячу лет и который многонационален и многоконфессионален. На самом деле первые почти пятьсот лет в истории России шло собирание и слияние великорусских племен, а также соседних, которые не были государственно оформлены. Об этом племенном котле нет смысла говорить как о многонациональном и уж тем более многоконфессиональном (все они были либо еще язычники, либо уже христиане, причем православные) государстве. Многонациональной и многоконфессиональной Россия стала в тот момент, когда Иван Грозный присоединил к Московскому царству другое (и в национальном, и в конфессиональном отношении) государство — Казанское ханство. И с этого же времени, по мнению большинства исследователей, Россия становится — по существу, а не по самоназванию — империей. Так что «ментальная карта», которая предносится внутреннему взору Путина и отражает такую же у среднего россиянина, является картой совсем не Российской Федерации, а именно Российской империи.