В игрушке была какая-то хитрость. Финч в этом не сомневался. У нее были большие глаза и три дергающихся хвоста, как у жутких старинных часов с циферблатами в виде кошек, и в горле слышался странный скрежет. Кончики ушей и хвостов были позолоченными, а все остальное – из какого-то красного металла. Если приложить ухо к ее животу, можно было услышать едва различимый гул.
Финч не сразу заметил девушку, наблюдавшую за ним из-за другого столика. Лет двадцати с небольшим, обесцвеченные волосы заплетены в косы и уложены венком вокруг головы, одежда трех оттенков линялого черного. Своей невозмутимой манерой она напомнила ему Дженет. Когда он наконец взглянул на нее, она сверкнула улыбкой и встала, словно взгляда было достаточно в качестве приглашения.
– Привет, – сказала она, усаживаясь напротив. – Часто здесь бываешь?
Финч кивнул в ответ на эту слабую шутку и ничего не сказал.
Девушка достала красную стеклянную бутылку и поставила на стол.
– Здесь, кажется, уже не подают, так я с собой принесла. Хочешь?
Финч отложил лисичку:
– Мы что, знакомы?
– Вряд ли. Я недавно в этом городе.
Он вяло поинтересовался:
– И откуда?
– Да так, бродила. Вернее, плавала. Хотела побывать на островах, поглядеть, что там, за горизонтом.
Сердце у Финча забилось. Он сам всегда об этом мечтал.
– Ну и как, много видела? Что нашла?
Голос у нее сделался легким, напевным, как у заправской рассказчицы.
– Нашла сказку, в которой все действие происходит на островке размером вот с эту таверну. Видела русалок, которые своим пением вызывают штормы, а потом уводят их обратно под воду. В море есть такое место, где всегда шторм, и в нем всегда мотается корабль. Есть место, где можно спуститься по лестнице на дно моря и прогуляться по саду, и вода будет плескаться прямо у тебя над головой. – Голос у нее упал. – Красиво там. Но все равно не то что дома.
Финча царапнуло то, как она произнесла это слово. Как будто «дом» – это было совершенно конкретное место, и она знала, где его искать.
– А где твой дом?
– Так я тебе все и рассказала с одного стакана. – Она улыбнулась, хотя, кажется, и не шутила. – Я пришла тебя самого расспросить о том, в какие делишки ты ввязался. А это… – Она прищурилась. – Что это, лиса? Не против, если я взгляну?
Финч убрал руки: мол, смотри на здоровье.
– Сказочная работа, да?
Он неохотно кивнул. Такое выражение он слышал впервые.
– Я так и думала. – Она подняла игрушку, осмотрела со всех сторон, а потом резко дернула за средний хвост.
Когда она поставила лисичку в центр стола, та зажужжала и затряслась. Она преображалась на глазах: хвосты вытянулись, превращаясь в две руки и пару сложенных вместе ног, глаза, как ни странно, оказались грудью, а над ней выросла новая голова, и вся фигурка вытянулась, напоминая уже не яблоко, а песочные часы.