– Привет, Трешка, – сказала она, падая в кресло напротив меня. Такое прозвище она мне придумала, от Трижды-Алисы, и, слыша его, я всякий раз ощущала смесь нежности и раздражения. Когда подошла официантка, София немного оживилась. Заказала для нас обеих вафли с шоколадной стружкой, омлет с грибами и канадский бекон. Я видела: она уже прикидывает, как бы слинять потом, не заплатив.
– За завтрак платим пополам.
Она подмигнула, но как-то вяло.
– Какой же это завтрак, если еще и солнце не взошло?
Принесли еду – она напоминала кусочки какой-то пластиковой игры. Я смотрела на руки Софии, орудующие вилкой и ножом, на облупившийся лак у нее на ногтях. Сама я была так занята своими мыслями, что не смогла проглотить ничего, кроме кофе с молоком.
Что сейчас делает Финч? И где он? Перед глазами у меня всплывали самые невероятные картины. «Иногда твое лицо встает передо мной так ясно и так внезапно, что этому должно быть одно-единственное объяснение: ты тоже вспоминаешь обо мне в эту минуту…»
– Эй!
Я очнулась от своих мыслей и тяжело перевела дыхание, словно меня поймали на чем-то запретном.
На губе Софии остались маленькие полумесяцы – следы зубов там, где она ее прикусила. Кожа вокруг глаз была как синяя бумага.
– Ну вот, ты затащила меня сюда. Что молчишь?
– Господи, София. – Это вырвалось у меня само собой, как только я вгляделась в ее лицо. – Ну и паршивый видок у тебя.
– Сама такая.
– Извини. Я просто… Жаль, что ты не можешь поспать.
– Не жалей. Я уже и не помню, что это такое.
С меня словно кожу заживо содрали, обнажив все нервы. На глаза выступили слезы – я не успела их сдержать.
– Ох, Соф. Что же ты делаешь всю ночь?
– Знаешь, мы ведь с тобой уже давно знакомы, а ты меня в первый раз об этом спрашиваешь.
Она говорила без осуждения, но я все же почувствовала укол.
– Мне очень жаль.
– Толку-то от твоей жалости? – Она вздохнула и отложила вилку. – Теперь стало труднее. Теперь, когда Сопределья больше нет. В этом мире все такое тусклое, что ничего не разглядишь. Иногда смотрю на людей и вижу только их смерть, больше ничего.
– Ты никогда не говорила мне, как я умру. – Я сказала это так, будто пальцы в огонь совала: обожжет или нет? – Ты это знаешь? Видишь?
– Лучше спроси, вижу ли я твою жизнь.
– А ты можешь…
– Да. – Ее золотистые глаза смотрели прямо в мои зрачки. – Цвета нефти. На первый взгляд черная, а когда приглядишься – всех цветов радуги. Иногда очень темная. А иногда жемчужная.
– И ты можешь увидеть жизнь и смерть любого человека? И любого персонажа из Сопределья?
Она напряглась.
– Ты об убийствах спрашиваешь? Знала ли я заранее?