Из-за пробки она опаздывала: в двух кварталах, в кафе, сидел сейчас ее бывший парень, Макс, и терпеливо ждал. Час назад он позвонил ей и настоял на немедленной встрече. А в чем дело, говорить по телефону отказался.
— Макс? Я уже рядом. Я практически вхожу в кафе… А, вот, я тебя вижу!
Он чуть располнел за последний год. И долго не знал, как начать.
— Ну давай уже, говори, что случилось?
— Эгле, — сказал Макс. — Тут какой-то типчик собирает о тебе инфу и платит информаторам. Он предложил мне бабки, чтобы я припомнил, якобы ты практикуешь БДСМ.
— Что?!
— Садо-мазо, плети, наручники. — Выражение на его лице показалось бы Эгле комичным, если бы не общий контекст ситуации. — Я вообще не понимаю. На фига? Решил сказать на всякий случай…
— Сумасшедший дом. — Она побарабанила пальцами по столу. — Он, случайно, не инквизитор?
— Откуда я знаю? Я же не ведьма, чтобы их чуять. Цивильный такой тип, лет тридцати.
— Дрянь, — сказала Эгле тоскливо. — Что же им неймется-то… Ладно. Спасибо, Макс.
Просветлев, тот намекнул, что можно и продолжить отношения, но Эгле не поддалась на эти разговоры. На душе у нее было мерзко.
* * *
По скрежету в замке Майя умела определять, вернулся ли отец трезвым, и если нет, то сколько успел выпить. Сегодня, услышав поворот ключа, Майя съежилась. Отец был не просто «теплым» — он был «хорош».
— Привет, папа.
— Привет-привет. — Он стянул с плеч форменную безрукавку из черного искусственного меха, напитавшегося запахом пота, сигарет и еще чего-то очень нехорошего. — Что на ужин?
— Рагу. Я сейчас разогрею.
Отец любил, чтобы к его приходу горячий ужин стоял на столе. Майя поспешила на кухню: нельзя терять ни секунды. Она успеет нарезать хлеб и накрыть на стол, пока отец моет руки.
Он не пошел в ванную. Остановился в двери и смотрел, как Майя торопливо расставляет тарелки, чашки, вынимает из холодильника масло на блюдце, чистит луковицу.
— Что глаза прячешь? — спросил отец тихо, но таким голосом, что у Майи похолодела спина.
— Сейчас все будет готово…
— А ну посмотри на меня! — он взял ее за подбородок и заставил поднять голову. Его руки после работы пахли отвратительно.
— Рожу она воротит, понимаешь. — Он разглядывал ее, прищурившись, будто впервые видел. — Презирает родного отца…
— Я не презираю!
— Да я вижу. Все у тебя на лице написано. Папка ей не такой. Деньги, на которые ты жрешь, тоже не такие.
— Папа, нет. — Она изо всех сил старалась не заплакать. Ее слезы всегда бесили его еще больше.
— Да ты знаешь, что я как на войне каждый день! Что у меня за работа, а? Что я делаю, чтобы ты, писюха, могла спокойно ходить в школу, смотреть телик?! А ну пошли…