Наполеон закрыл глаза и, помолчав, объявил:
– Вы поезжайте, а я останусь.
Жозефина ответила, что в таком случае она составит ему компанию. «Между ними, – рассказывала потом Гортензия, – разгорелся настоящий бой, который кончился тем, что велели запрягать лошадей».
Через несколько минут доложили, что две кареты поданы. Наполеон направился к своей. И тут то ли он сам, как утверждает Гортензия, то ли Рапп, как полагает Лора д’Абрантес, заметил, что шаль Жозефины не гармонирует с платьем. Как бы то ни было, Жозефина дала мужу уехать, а сама торопливо побежала менять шаль.
Меньше чем через три минуты после отъезда первого консула с эскортом, карета Жозефины, где разместились также Гортензия и беременная Каролина Бонапарт, тоже выехала на улицу Сен-Никез.
Эта старая улица шла параллельно дворцу и на протяжении нескольких десятков метров пересекала площадь Карусели, образуя как бы ее край. Дальше она переходила в улицу Сент-Оноре, а чуть дальше находилась Опера.
И вот в тот момент когда Жозефина выехала на улицу Сен-Никез, карету подбросило страшным взрывом, выбившим в ней стекла.
– Метили в Бонапарта! – вскрикнула Жозефина и лишилась чувств.
Как потом выяснилось, карета первого консула, ведомая кучером Сезаром, уже свернула на улицу Сент-Оноре, где ее поджидал заговорщик Лимоэлан, давший сигнал отставному морскому офицеру Сен-Режану. Последний поджег шнур взрывателя. Время горения фитиля, действие пороха и мгновение взрыва – все было вычислено по секундам, но в реальности взрыв раздался с небольшим опозданием и не причинил вреда карете первого консула, разметав последние ряды конвоя и случайных прохожих. По сути, Наполеона спасла случайность: кучер, который в тот вечер правил экипажем, гнал лошадей быстрее обычного.
Более 20 человек было убито и около 60 серьезно ранено, сильно пострадали все дома на улице Сен-Никез и даже дома на улицах, прилегающих к ней, многие окна в Тюильри были разбиты.
В следовавшей в нескольких десятках метров позади карете Жозефины от взрыва разлетелись стекла. Пространство между двумя экипажами было залито кровью и завалено телами ни в чем не повинных людей.
Получается, что не будь шали, которую надо было сменить, Жозефина погибла бы, но она, придя в себя, отважно приказала кучеру ехать (другими улицами) дальше в Оперу.
Таким образом, супруги Бонапарт, демонстрируя самообладание, прибыли в театр к открытию представления. Но весть о покушении достигла зала и стала передаваться из уст в уста. Зрители дружно встали, и вспыхнула овация.
Наполеон в консульской ложе выглядел бесстрастным. А вот Жозефина – та владела собой не столь хорошо. Лора д’Абрантес потом написала в своих «Мемуарах: