Но Дженни отмахнулась.
— Вы забываете, что США — одна из крупнейших в мире туристических стран. Туда приезжает множество молодежи. Не знаю, как было с Сарой, но теперь, оглядываясь на тот первый год в Техасе, я думаю, что, пожалуй, преувеличивала проблемы с моим бывшим. Но тогда — в разгар тогдашних событий — все это представлялось утомительным и неприятным. Так вот. Кто знает, что он себе думал, что им двигало? Он никогда мне не угрожал, просто хотел повидаться. А для меня и это было чересчур.
Я невольно констатировал, что именно сейчас меня интересовали отнюдь не бывшие парни Дженни, а Сара Телль и ее бурное прошлое. И я поспешно перебил. Сделал глупость, хотя тогда об этом не подозревал. — Что вы думаете о Сарином папаше?
Она недоуменно посмотрела на меня:
— Ничего не думаю. А что?
— Я читал дневник. Он тоже был в Хьюстоне и доставил ей массу неприятностей.
Дженни медленно покачала головой:
— Не-ет, думаю, вы что-то не так поняли. Сарин папаша в Штаты не приезжал.
Настал мой черед недоумевать:
— Но ведь она несколько раз упоминает о нем. Как о Люцифере.
Клянусь, Дженни застыла. И побледнела.
— Люцифер? — Она повертела кофейную чашку. — Незнакомое имя. Вы уверены, что она имела в виду своего папашу?
Нет, в этом я уверен не был. Зато был уверен, что Дженни лжет. Она определенно знала, кто такой Люцифер. Но не хотела говорить.
У меня зазвонил мобильник, я достал его из кармана, хотел было отклонить звонок. Но звонили из детского сада.
Вот черт. Надо ответить.
Запыхавшаяся воспитательница говорила торопливо, взахлеб.
Белла упала.
Ударилась головой.
— Травма довольно серьезная, Мартин. Мы вызвали скорую, ждем с минуты на минуту. Вы можете подъехать в детскую больницу имени Астрид Линдгрен?
Призна́юсь, бывают минуты, когда я смотрю на Беллу как на жиличку, как на человека, который вовсе не останется в моей жизни навеки. Но бывают и другие, куда более продолжительные, когда я отдаю себе отчет, что она моя, что других родителей у нее нет и не будет. Сейчас была именно такая минута. Ничто — ничто — не пугает меня больше, чем мысль, что Белла такая же, как все. Смертная. Если с ней что-то случится, мне конец. Ведь в тот миг, когда я заявил социальной службе, что возьму ее к себе, я заключил нерасторжимый договор со своей покойной сестрой.
Белла — моя ответственность. Каждый день и каждую ночь. Даже когда мы не вместе.
— Буду через десять минут! — Сердце в груди билось, как молот, казалось, вот-вот разорвется.
Я сунул телефон в карман и встал.
— Мне надо бежать, — сказал я Дженни. — Но я позвоню. Вы надолго в городе?