Я шагнул к Марион:
— Так вот, будьте любезны внимательно выслушать все, что я имею сказать. Ровно две недели назад ко мне в контору пришел парень. Сказал, что его зовут Бобби и что он брат Сары Телль. С собой он принес железнодорожный билет, который якобы доказывал, что у его сестры есть алиби, по крайней мере на время одного из пяти убийств, какие она взяла на себя. В минувшую пятницу явился новый визитер. Подружка Сары, Дженни. Она рассказала историю билета и тем самым подтвердила алиби вашей сестры.
— Как увлекательно, — сказала Марион.
— Помолчите, я еще не закончил. Позавчера ночью Дженни убили. Задавили прямо возле ее гостиницы. На моей машине.
Если до сих пор Марион слушала вполуха, то теперь мгновенно насторожилась.
Смотрела на меня, не говоря ни слова.
— Для того, кто угнал — или, вернее, позаимствовал — мою машину, проблема в том, что я всю ночь провел в больнице. Лучшее алиби еще поискать, верно? Правда, боюсь, в моем случае этого недостаточно. Кому-то так мешают мои розыски по делу вашей сестры, что этот человек старается подставить меня под убийство, которого я не совершал. И рано или поздно он выяснит, что за это преступление меня в СИЗО не посадят и вообще даже обвинения не предъявят.
— Думаете, убийца снова попытается до вас добраться? — тихо сказала Марион.
— Я не знаю, что думать, — ответил я. — Мне ясно только одно: кто-то изо всех сил стремится скрыть, что́ заставило вашу сестру признаться в пяти убийствах, которых она не совершала. И хотя вы чуждаетесь своей семьи, а Сары нет в живых, я думаю, вы обязаны сделать все возможное, чтобы восстановить справедливость.
Прописные истины. По крайней мере в моем мире. В упрощенном виде риторика действует лучше всего.
Марион пришла в ярость.
— Кто вы такой, чтобы являться сюда и рассуждать о моей семье? — выпалила она, а в ее глазах горела злость и что-то еще, вроде бы печаль. — Мне было шестнадцать, когда я ушла из дома. Иначе бы умерла. Слышите — умерла! Сара и Бобби сделали свой выбор: остались. Трусливые слабаки.
Она умолкла, перевела дух.
Я воспользовался паузой и вставил:
— Мы так и продолжим дискуссию с открытыми дверьми?
Конечно, был риск, что Марион захлопнет дверь прямо у меня перед носом. Но она не захлопнула. — Входите.
Я вошел, закрыв за собой дверь. Но дальше передней она явно пускать меня не собиралась. Я смотрел на нее: она стояла, скрестив руки на груди. Сосед говорил, что она ездила за город. Но длинные белые брюки и синяя блузка наводили прежде всего на мысль о вернисаже или о каком-нибудь приличном винном баре.