«У меня есть тайна, но я расскажу вам, только когда вернетесь», – прозвучал в воспоминаниях голос Маргариты. Он не придал тогда особого значения ее словам – его больше волновало то, что она сама рождала в нем: чувство сбивало все его планы, заставляло бояться потерять место наставника в Заречье, придавало сил и одновременно лишало их. Но что имела в виду Маргарита, говоря о тайне? О чем она могла рассказать ему и не рассказала? Было ли это как-то связано с ее бабушкой? Или сейчас ему просто хотелось найти объяснение словам Грека и он притягивал за уши разрозненные факты?
Он пошарил рукой в рюкзаке, достал небольшой кусочек бумаги и ручку и, сам не зная, зачем это делает, принялся писать.
* * *
В это лето Заречье опустело лишь наполовину. Июль стоял жаркий, цветистый и богатый на ягоды. Полина и Маргарита, которых оставили здесь после Купальской ночи и исчезновения Димы Велеса, только поначалу не находили себе места, но уже скоро летний месяц взял свое: наполнил сердца легкостью, раскрасил глаза колдовским блеском. Ранним утром подруги ходили в лес и приносили Розалии Павловне по целой корзине грибов. Запах чащи надолго запутывался в косах, к платьям липли шелковые волосинки трав, божьи коровки совершали долгие переезды на рукавах кофт и рубашек. В зарослях малинника гуляли и другие воспитанники. Ягодный сок растекался по ладоням, повсюду слышались песни. Порой среди тонких берез мелькал Илья Пророк, и если раньше от него убегали или начинали над ним подшучивать, то теперь почтенно замирали, здоровались за руку и желали здоровья. Пророк все так же смешно шамкал и выдавал одну поговорку за другой, но ребята уже не отмахивались от его предсказаний, а старательно запоминали.
Днем Полина и Маргарита проводили время у реки: читали, практиковали что-то из бытового колдовства, тщательно зарисовывали лекарственные травы. Когда жара спадала, они отправлялись в дом Нестора Ивановича помогать его жене с ужином, а ближе к ночи шли на костер вместе со старшими Огненными.
Это было странное лето. Веселились чересчур много, пели чересчур громко и костры складывали самые высокие, словно Заречьем овладело предчувствие того, что подобное может больше не повториться. Диму Велеса в разговорах старательно обходили стороной даже на вечерницах, которые еженедельно собирались в избушке Василия. Веру Николаевну вслух никто не жалел, словно Дима не был с ней связан. Вместо этого стучали ложками о бока кружек и мисок, раздавливая в каше землянику, сочиняли стихи и заклинания, танцевали под гусли и барабаны. Кто-то принес слух, будто Заиграй-Овражкин обзавелся гуслями-самогудами. Девушки, конечно же, хихикали и перешептывались, а Полина с Маргаритой лишь вопросительно переглянулись и пропустили новость мимо ушей.