, – написали бы обо мне. –
Не успев даже влюбиться». Или только-только начавшей влюбляться.
Оливер смотрит сейчас на деревья, где среди веток видны сплетенные из прутиков гнезда. Птицы, которые построили эти гнезда, бросили их и улетели зимовать на юг. А вернувшись сюда по весне, они начнут строить новые гнезда, начнут новую жизнь – не стоит возвращаться в старые гнезда, не стоит цепляться за прошлое.
– Следить, не появятся ли остальные, – отвечает Оливер. – Я сюда каждую ночь приходил.
Он выглядит встревоженным: плечи напряжены, глаза смотрят вдаль, ища движущихся среди деревьев парней, идущих сюда, чтобы вздернуть ведьму на ближайшем суку и заставить ее замолчать навеки. В точности то же самое местные жители когда-то творили с моими предками. А Оливер здесь, чтобы защищать меня.
Я засовываю ладони в рукава свитера, чтобы они не мерзли. Слушаю удары своего сердца: один, два… десять…
Сбиваюсь со счета. Время измеряется не секундами, а дыханием в легких.
– Я уронила с пальца кольцо бабушки, когда упала в озеро, – тихо говорю я наконец. Кольцо мне больше не принадлежит, его отобрал у меня холод.
– Я знаю, – говорит Оливер и впервые за все время смотрит на меня. – Ты говорила об этом во сне.
Хотелось бы знать, о чем еще я говорила? Что еще разболтала в бреду такого, что не предназначалось для его ушей?
– И как долго я проспала? – кашлянув в кулак, спрашиваю я.
– Три дня, – Оливер делает тяжелый длинный выдох, словно вспоминая часы и ночи, которые он просидел возле меня, ожидая, что я начну подавать признаки жизни. – Несколько раз ты, правда, просыпалась, но в себя не приходила.
– Переохладилась, наверное, – говорю я, представив себе, как Оливер кормит меня супом, а я бормочу в это время что-то бессмысленное. Когда я нашла Оливера в лесу, он был на грани смерти, промерз до костей, и я тогда заставила его снять с себя всю одежду и сесть у огня. Что ж, теперь можно считать, что мы с ним квиты.
– Спасибо тебе, – говорю я. – Спасибо, что вытащил меня из озера. И за то, что позаботился обо мне.
Его неподвижные, словно сонные глаза останавливаются на мне, а челюсть сжимается.
– Ты могла умереть в той воде, – говорит Оливер, и я понимаю, почему он так смотрит на меня и почему так напрягаются мышцы у него на руке, когда я говорю.
– Знаю, – безучастно отвечаю я, но сердце мое бешено пускается вскачь, вспомнив холодную, готовую поглотить меня бездну озера.
– Зачем ты туда пошла? – с нажимом спрашивает он, поворачиваясь ко мне, продолжая поддерживать меня под руку, чтобы я не упала.
Я трясу головой, потому что не знаю, что сказать. Потому что бабушка проникала в мои сны и нашептывала мне о том, что озеро помнит. Потому что я считала себя смелой. Потому что думала, будто озеро выдаст мне свои тайны. Потому что я Уокер.