И что же теперь делать — бояться? Не идти и не жить? А может, просто научиться любить? И тогда не наступишь и не раздавишь. И может, эта любовь и научит тебя и ходить, и жить. И уже не важно, кого и что ты любишь! И тогда уже к тебе будет возвращаться не проклятие, но та самая любовь. Может, не в этой жизни, но это уже не важно. А важно, что ты наконец будешь собой и будешь свободен! И начинать ту новую жизнь ты будешь с чистой совестью — не с белого листа, а оттуда, где остановился когда-то. Если оно, конечно, того стоило…
Как он снова хотел оказаться в тех рваных, потертых джинсах, сидеть на той деревянной скамейке, снова зарабатывать свои первые деньги и просто жить…
Он снова стоял в том величественном храме, который пережил в своем облике не одну жизнь и не одну революцию. Его строили два столетия, потом пытались разрушить и снова достраивали и возносили, как возносятся души праведных за той чертой… В его стенах устраивали вертеп, а потом снова освящали, и после он своим великолепием короновал Наполеона и снисходительно смотрел даже на него. Он пережил средневековье инквизиции. С него сбрасывали статуи, возводили химеры. Все взлеты и падения этой великой страны не обходились без его участия. Нотр-Дам де Пари. Маленький остров Сите в самом центре Парижа и этот великий католический собор.
В таком месте чувствуешь себя ничтожным и связанным воедино с этим божественным космосом там, над его готическим шпилем. Именно сюда он решил прийти и отдать то, что у него оставалось. А было у него так мало!
— Месье, я хотел бы сделать пожертвование.
— Пожалуйста, — отвечал ему служитель храма, — по периметру собора находятся урны для пожертвований, Вы можете выбрать любую.
— Я боюсь, что такая урна будет слишком мала.
— Если месье желает внести значительную сумму, он может просто опустить туда чек.
Ему хотелось сделать это наверняка. Чтобы теперь этот чек не затерялся где-нибудь на дне этой деревянной коробки и не оказался потом каким-то невероятным образом снова в его портмоне. А деньги так и не будут списаны с его счета.
— И все-таки, месье, я хотел бы внести очень значительную сумму. Вы мне не поможете? Я хотел бы встретиться с настоятелем Вашего Собора. Если это, конечно, возможно…
— Приходите завтра. После мессы он некоторое время будет здесь. Я доложу о Вас, — сказал равнодушно служитель и откланялся.
— Да, — сказал он так, словно хотел не пожертвовать, а был просителем. Хотя не так просто было избавиться от этих денег — и в этом он уже убедился.
Завтра он пришел пораньше и по окончании службы попросил об аудиенции. Его вежливо проводили в какую-то комнату.