— Вы хотели внести некоторую сумму на счет нашего Собора.
— Да, я извиняюсь за беспокойство, но хотел сделать это лично.
Этот священнослужитель был почтенный мужчина, не очень пожилой, энергичный, с живыми пронзительными глазами.
— Церковь приветствует такие поступки. Я слушаю Вас?
Он протянул чек, и тот оказался перед глазами священника. Это была не купюра в пятьсот евро. Там была прописана сумма в сто миллионов, и тот спокойно прочитал ее на банковской бумажке. Подержал в руках и положил перед собой. «Как экзаменационный билет», — подумал он.
Священник спокойно продолжал.
— Поскольку Вы попросили о встрече, Вы, видимо, хотите что-то сказать или о чем-то просить меня?
— Я не хочу просить Вас истратить эти деньги на благое дело, потому что абсолютно уверен, что вы так и сделаете, поэтому пришел с этим чеком именно к Вам и прошу его принять.
Священник задумался и произнес:
— Это значительная сумма. Что заставляет сделать Вас такой шаг? Для Вашего капитала такое пожертвование безболезненно? Вы уверены?
— Сказать по правде, это почти все, что у меня есть, — ответил он.
— Почти, — повторил священник. Потом неожиданно улыбнулся, помолчал немного и теперь уже с интересом смотрел на него.
— Вы хотите исповедаться?
— Нет, наверное, я ничего не хочу. Только прошу принять эти деньги.
— Какой-то поступок в Вашей жизни заставляет пойти на этот шаг?
— Да… пожалуй, да… — неохотно ответил он.
— И Вы не хотите об этом говорить… — задумался тот. — Вы хотели бы получить индульгенцию?
Он не знал, что ответить.
— Я поясню, — продолжал священник. — Когда-то, несколько столетий назад, обеспеченные люди приходили к нам, и церковь за их деньги выдавала небольшие свитки бумаги, перевязанные тесемкой — индульгенции, в которых были прописаны их грехи и их отпущения. А назавтра, откупившись, они с чистой совестью продолжали делать то же, что и вчера. Я хочу внести ясность и не хочу Вас обманывать. Только искреннее раскаяние сможет облегчить душу человека. Вы не хотите говорить, да и не в этом дело. Иной раз должно понадобиться достаточно времени и много сил, чтобы искупить содеянное. И поэтому вот уже два столетия мы не выдаем эти «прощательные» свитки. Мы не можем за человека решить его проблему с его же совестью. Мы можем лишь приблизить его к Богу и наставить его на этот путь. Но главное должен сделать человек сам. И только истинное раскаяние, данное трудом, молитвой и его поступками, сможет ему помочь… Вы уверены, что после того, что я Вам сказал, Вы хотите сделать для церкви этот дар? — и он придвинул к нему этот чек.