— Да, — ответил я, потянувшись за кошельком, — кошку-айцао.
— Ты что? — тут же подскочила ко мне Мира, поглядывая то на торговца, то на его живой товар. — Зачем тебе кошка?
— Это не мне, а тебе. Ты же хочешь некромантии учиться.
Мира поглядела на девочку-кошку, лениво потянувшуюся и зевнувшую на солнышке, и скривилась, словно представила кишащий червями труп.
— Я не смогу её убить.
— И не надо, — с улыбкой протянул я.
В это же время торговец достал из-под прилавка свёрток из холстины. Я расплатился и принял покупку в руки, а потом сунул Мире.
— На, будешь тренироваться на кошках.
Племянница приняла свёрток с недоверием, а потом развернула ткань.
— Фиу-у-у, — брезгливо протянула она, глядя на скукоженный трупик совершенно лысой кошки. Даже усов не было. — Что это за гадость?
— У нас здесь небольшая синейская община. Так вот, сушёная кошкаайцао у них считается народным лекарством для мужской силы. Они до сумасшествия озабочены поднятием мужской силы. Половина разговоров только об этом.
— Даже если так, — ответила Мираэль, поджав губы и глядя на странный подарок. — Мне-то это зачем? Я же не мужчина.
— Мне ещё мой учитель советовал. Мол, будешь учеников заводить, купи кошку-айцао. Она легче всего поддаётся чарам некромантии. Если говорить кратко, то это твой первый труп. К тому же не нужно потрошить. Да и пахнет не гнилью, а полынью.
— Всё равно гадость, — ответила скривившаяся Мира.
— О боги! А чего ты ожидала? Что это красивое и пахнет розами? Тогда поезжай в столицу, учись на мага огня или мага мороза. Может, ещё целитель из тебя получится, но лучше накрась губки и замуж, за кого папенька укажет, — вспыхнул я. — И больше не суши мне мозги.
— Я хочу быть некромантом! — тут же ответила Мира, взяв кошку и поплотнее упаковав сушёную тушку в холстину. — Я назову её Масяня. А когда учиться начнём?
— Вечером. До убытия корабля всё равно ещё ночь. А на корабле выспимся.
Я вернулся к сенатору, который до сих пор стоял у голых девиц, беседуя с торговцем на какую-то отвлечённую тему. Работорговец из вежливости отвечал, но было видно, что он уже устал от облечённого властью старика.
Сенатор при нашем появлении, блестя глазами, оторвался от беседы, отчего работорговец с облегчением выдохнул.
— А, Иргатрэ, оказывается, мне надо ближе быть к народу. Столь увлекательная беседа вышла.
Я сдержанно усмехнулся, посмотрев на голых рабынь, думая, что именно к такому народу сенатор хочет быть ближе. Нет, я не корил его. Старый политик за свои пятьдесят лет бурной карьеры действительно очень много сделал полезного. Но как говорится, старый воин грезит вскинуть алое копьё и броситься в бой. Особенно с таким противником. — Как скажете, господин сенатор, — с лёгким поклоном ответил я ему.