— А это что за блохи?
Мираэль показала пальцем на быстро бегущие по нитям янтарные искорки. Те проскакивали по паутине, рождаясь из ниоткуда, а потом исчезая в никуда.
— Это крупицы твоей воли. Но ты ещё не умеешь их усмирять, вот они и скачут туда-сюда.
— А как научиться?
— Ты прочитала свиток? Там всё написано было.
— Темнятство, — буркнула племяшка, недовольно нахмурившись. — Это долго.
— Учиться всегда долго, зато потом…
Я снова сделал вдох и провёл ладонью над иссушенным трупиком с пустыми провалами глаз и оскаленной пастью. Искорки замерли, а потом погасли. Кошка обмякла, уронив переставшие дёргаться лапки на доски пола. Крупицы моей воли вспыхнули яркими белыми звёздами, но не хаотичным месивом брызг на ветру, а выстроились равномерно и упорядоченно.
Следующим шагом я вытянул перед собой руку и растопырил пальцы. Искры метнулись вдоль кошачьего тела, словно невероятно быстрые муравьи, и сушёный зверь повторил за мной движение. Кошка вытянула лапу и выпустила когти на ней, а потом опустила лапу вниз и поцарапала доску.
— Зелень зелёная, — выдохнула Мира, неотрывно глядя на четвероногую нежить. — Я так же хочу.
Учись и будешь. Я вон, с тремя сотнями нежити одновременно управляюсь, — ответил я, гася осветочение и разрывая нити контроля, отчего кошка замерла, снова становясь обыкновенным куском сушёного мяса.
— Научи меня подсвечивать искорки и паутинки, — тут же выпалила Мира, подскочив и повиснув на мне. — Научишь, дядя Ир?
— Этому надо несколько лет учиться. Это сложные чары.
— Ты же сам говорил, что это помогает новичкам, — с недоумением спросила племяшка.
— Говорил, — ответил я, обведя глазами крохотную каюту с небольшим стёклышком на входной двери, от которого падал тусклый свет пасмурного вечера.
Если бы не кристаллики солнечной соли, насыпанные в стеклянный кувшин и залитые водой, было бы темно. Кристаллики долго сохли на солнце, впитывая его свет, а когда снова попадали во влагу, начинали светиться ярким желтовато-белым сиянием. Если же сушить их над огнём, то и свет будет как у тлеющих углей. И в этом солнечном сиянии блестели зелёные глаза спрятавшейся в своём гамаке под простынёй Таколи. Одни только глаза и торчали, большие и внимательные. Что называется, страшно и интересно.
— Говорил, — повторил я. — Помогают ученикам, но создают их учителя́.
— И во сколько лет ты этому научился?
— В семнадцать.
— Значит, и я быстро выучу, — выдала радостную фразу Мира.
— Да, только меня отдали в ученики в шесть лет. Именно тогда проявился мой дар.
Мираэль поджала губы, а я уже занёс руку над трупиком, готовый снова осветочить его, но в дверь начали часто и сильно стучать. — Господин Орса! — прокричал незнакомый голос. — Господин Орса!