Тот вытянул перед собой руки, зажмурился и воскликнул: «Брой, нет!». Лишь через несколько мгновений он открыл глаза, не веря, что ещё живой.
— Он шумит больше, чем надо, — буркнул я и подошёл к найденному на берегу заколотому матросу. У самого тела присел, приготовившись провалиться бездну. Как ни прискорбно, но с этим Мираэль точно не справится. А это значит, что мне рисковать придётся. — Таколя, брось корзину. Иди сюда.
Северянка положила своё, честно говоря, убогое изделие и, немного косолапя, словно нашкодивший ребёнок, подошла ко мне.
— Раз ты не умеешь ни петь, ни играть, сядь за моей спиной и просто обними, как тёплую подушку, — произнёс я, положив руки на мертвеца. — Кому расскажу, засмеют. Маяк, который ничего не умеет.
— Хожяин, — жалобно протянула Таколя, — а вы меня не блощите?
— Нет, дурёха. На кухню в помощь отдам по приезду, — пробурчал я, почувствовав сомкнувшиеся на моей груди тонкие руки, щекочущие спину и шею волосы и тепло девичьего тела. — Ну, хоть так.
Я вздохнул и приступил к колдовству. Для начала нужно было придумать, что делать. Перед внутренним взором возникла простейшая паутинка бездны, на которой предстоит сплести узелки, протянуть нужные ниточки и развесить капельки неживой памяти. Собравшись с силами, я мысленно притронулся к сети, создавая первый клубок. Наша обманка побежит дальше, ломая кусты и создавая много шума. Значит, нужно, чтоб он бежал в одном направлении, например, от солнца. Я сосредоточился, представляя нечто яркое, белое и круглое и стремление бежать от него. Но мертвяк уже забыл, что такое бежать. Пришлось вспоминать, как хожу сам. Поднять ногу, опустить ногу, повторить.
Пока создавал узелок бега, покойник судорожно дёргался, как мчащийся во сне человек. От такого зрелища Таколя за моей спиной заскулила, держась из последних сил, чтоб не расплакаться. Её можно понять. На глазах у маленькой девочки рейдовый глубинный отряд вырезал всю семью. Мёртвые солдаты в масках и некромант, закованный в воронёную с багряной отделкой броню, снились ей в кошмарах, заставляя просыпаться в истерике и реветь до рассвета, а сейчас это самое зло находится под самым носом.
Я убрал одну руку от покойника и дотронулся пальцами до сложенных в замок тонких ладошек. Но эта мимолётная слабость не должна помешать, и я тряхнул головой, снова сосредотачиваясь на нежити. На этот раз пришлось представить нечто толстое и высокое, а также большое и круглое, что бы он умел огибать деревья и случайные валуны.
А на случай падения должен сам подняться. Вроде бы, всё.