Взгляд врача был достаточно красноречив, и Любезнов приподнялся на локте, ожидая, что Татьяна будет его поить. Но та поставила перед ним стакан и вернулась на свое место.
Утром пусть отправляется в свою каюту. Похоже, что этот парень собирается извлечь из своей болезни какие-то блага.
— Со мной произошла производственная травма, — не притрагиваясь к воде, произнес в раздумье Любезнов.
Так и есть. Татьяна рассеянно кивнула. Она его не слушала потому, что думала в эту минуту: на мостике, в машине, на палубе — матросы, механики, мотористы, Марина, Дзюба. И только она была как бы отключена от всех, занятая лишь своей морской болезнью, вот и позволила страху собой овладеть. Наверное, когда Любезнов носился в воде, работал с риском для жизни, не думал об опасности. Но вот понадобилась ее помощь, и она стала такой, как все, и страх пропал.
Любезнов шумно вздохнул и пятерней расчесал свою роскошную шевелюру.
Татьяна улыбнулась. Увидев его на Дерибасовской, патлатого, в голубых штанах, иные, слишком нравственные товарищи скажут, что у этого только рестораны и девочки на уме.
Как им возразить, что этот пестрый мальчик, рискуя каждую минуту оказаться за бортом, вовсе не считал себя героем, а просто делал, как все, свое нелегкое морское дело.
— Какая боль! — Откинув голову на подушку, Любезнов молящим взглядом уставился на Татьяну.
Она подошла, положила руку ему на лоб. Температуры нет. Цвет лица нормальный. С чего бы это ему стало хуже? Что могло случиться с его ушибленной ногой? Внутреннее кровотечение из поврежденной артерии или вены? Приподняла пузырь со льдом, — небольшая ссадина. Еще раз ощупала голень и… почувствовала ладонь Любезнова у себя на локте.
— Ты что, с ума сошел?! — возмутилась она. — Ну-ка, вставай! И марш в каюту, если не умеешь себя вести!
— А нога? Как я на поломанную ногу стану? — попробовал возразить Любезнов.
— Прыгай на одной и держись за переборки. Палку возьми.
— Я нечаянно. Лучше я здесь полежу. Других больных у вас нет.
Некоторое время он лежал спокойно. Но видя, что Татьяна уже не выгоняет его в каюту, снова вздохнул:
— А вы не боитесь, что я простужусь? Дали бы глоток спирта, а то весь я вымок.
— Все вымокли. И всем спирта не хватит. Лежите тихо или…
— Все, все. Уже лежу тихо. А освобождение от вахты вы мне дадите? — Он твердо решил хоть как-то использовать свое положение.
— Хорошо.
Шторм не утихал. Казалось, что к ночи он даже усилился. Татьяна, опустив голову на руки, дремала. Вдруг что-то передали по радио. До ее сознания дошли лишь слова: аварийная партия. Вздрогнула, подняла голову. Любезнов натягивал носок на больную ногу.