— Мне надо идти, Виктор Дмитриевич. В лазарете ждут, — сказала Татьяна. Она действительно чувствовала себя гораздо лучше.
— Вот. Еще витамины. — Он протянул разделенный на дольки апельсин. — Люди домой апельсины возят, а мама мне их с собой в рейс дает.
От кисловатой дольки тошнота пропала.
— У вас очень заботливая мама, — сказала Татьяна, чтобы сделать ему приятное.
— А разве мамы бывают не заботливые?
— Бывают, — покачала головой Татьяна.
— Моя уже старенькая. Я самый младший в семье.
Забавно было бы назвать мамой неизвестную старушку.
— Спасибо вам за внимание, Виктор Дмитриевич. — Татьяна поднялась.
В лазарете похрапывал Любезнов. Пузырь со льдом съехал на палубу. Татьяна подняла его, положила матросу на ногу. Выйти бы наверх, посмотреть, что там. Но, вспомнив, как пляшет перед носом «Иртыша» линия горизонта, как наваливаются пенистые горы, Татьяна решила лучше не ходить. Привалившись к столу и упершись в него руками, она опустила голову на ладони и закрыла глаза.
Так можно сидеть сколько угодно. Она в лазарете. На койке больной. Попозже пойдет, проведает Дзюбу. Ожог тяжелый, обязательно поднимется температура. Но хуже всего, что через день-два они опять подойдут к экватору, и начнется жара. А жара Дзюбе противопоказана. Разве только запереть его в каюте, где есть кондишен, чтобы избежать серьезных осложнений. Хорошо, что прихватила с собой справочники. Как лечить ожоги она знает, а вот практически сталкиваться с этим не приходилось. Хоть бы все прошло благополучно и улегся ветер. И тут ей вспомнились рассказы врача китобойной флотилии. Вот кто знает, что такое шторм! Она там, в спокойном светлом вестибюле здравотдела, беззаботно смеялась, когда коллега рассказывал об операции аппендицита. Двое матросов держали самого доктора, пока он со скальпелем в руке колдовал над привязанным к столу больным. А потом ударом волны так швырнуло, что доктор головой ударился о дверь и вылетел в коридор.
Она смеялась и не совсем верила, что такое могло произойти. Уходя в рейс, почему-то была уверена, что несчастных случаев на «Иртыше» не будет. Первый рейс закончился так благополучно. Думала лишь о Николае Степановиче, ради него шла в море, словно на увеселительную прогулку. Какая беспечность! Непростительная беспечность. А если бы Любезнов повредил не ногу, а удар пришелся бы в грудь, в живот, что сделала бы она, невропатолог, если необходима операция?
— Дайте мне пить, — жалобно произнес Любезнов. — Что это? Вода? Зачем мне вода? Нужно что-либо утоляющее боль, крепкое, для восстановления сил.