А они, оказывается, разговаривали о Лёхе.
Их, оказывается, дядя Петрович специально послал к маме, чтобы они сняли Лёху на телик, потому что они, дядя Петрович и Лёха, упали.
И дядя стал снимать Лёху, как он ездит туда-сюда, потому что он самый маленький из всех, кто умеет ездить на мотике на всём белом свете. А тётя, у которой был красный нос от насморка, стала его спрашивать.
— А скажи, Алексей, тебе не страшно? — спросила тётя нашего Лёху простуженным голосом.
— Не-а, — сказал Лёха и покрутил головой.
— Но ведь ты можешь упасть и удариться. Не боишься?
— Не-а, — ответил Лёха и опять так сильно покрутил головой, что большущий шлём на его голове повернулся, и стал виден только один Лёхин глаз.
Тогда мама поправила ему шлём, чтобы он мог отвечать на тётины вопросы, которая в это время сморкалась в платок. И Лёха ответил: — А я уже падал, — ответил он. — С дядей Петровичем. Мы ка-ак въехали с ним на горку, ка-ак перевернулись, ка-ак упали! Вжик! Вжик! Вжик! Дядя Петрович упал далеко, а я близко, потому что крепко держался за мотик. Дядя Петрович убился, а я нет. И тогда дядя Петрович дал мне за это шоколадку. И Юре дал тоже. Это мой старший брат. Вот он стоит. — И Лёха показал на меня рукой.
И дядя с тётей посмотрели на меня, как я стою.
А Лёха спросил:
— А вы Юру снимать будете? Он сегодня уже гонялся. Первый раз в жизни. А мне ещё нельзя: я маленький.
Тогда тётя ещё раз посмотрела на меня, как я стою, опять высморкалась и сказала дяде:
— Давай снимем и Юру. На всякий случай. Хорошо бы обоих на мотоциклах.
Мама повернулась к папе, который стоял в стороне и сказала дяде и тёте:
— Это наш папа. Он у нас и за тренера и за механика.
Папа подошел и сказал дяде с тётей:
— Здрасти! — сказал им папа очень вежливо.
И они папе тоже сказали «здрасти!»
А мама сказала папе, как обычно, то есть будто он маленький:
— Саша, попроси у кого-нибудь «полтинник» для Юры, чтобы их сняли вместе.
— Это не вопрос, — сказал наш папа и пошёл быстро-быстро за другим «полтинником», хотя у нас был свой «полтинник», только из старого большого мотика.
А тётя сунула мне под нос какую-то штучку и спросила уже у меня своим простуженным голосом:
— Так ты сегодня первый раз участвовал в гонках? — спросила тётя.
— Первый, — сказал я.
— Понравилось?
Я пожал плечами, пытаясь вспомнить, что мне понравилось, но ничего не вспоминалось, а вспомнилось, как папа с мамой похвалили меня, и я сказал, чтобы папе с мамой было приятно:
— Понравилось, — сказал я в эту самую штуку.
— И какое место ты занял? — спросила тётя и прижала платок к своему красному носу, чтобы он не замёрз.