Я нёсся и вроде бы ни о чём не думал, но мысли всё равно мелькали, мелькали, мелькали… Даже и не мысли, а их маленькие кусочки. В одном месте я удивился, что когда-то боялся въезжать на трамплин — просто въезжать и ничего больше. Ещё боялся разбитой трассы, всяких бугров, кочек, грязи. Боялся скорости. Мне всё время казалось, что вот-вот я не удержу руль и грохнусь, или въеду в ограждение и разобьюсь… А теперь… Теперь я нёсся по трассе, и у меня внутри всё пело и ликовало оттого, что я несусь, отрываюсь от земли, лечу по воздуху, что вокруг люди и они видят меня, кто-то радуется, кто-то завидует, кто-то желает, чтобы я упал или ещё что, потому что они болеют за тех, кто сзади. А за меня болеют мама и папа. И конечно — Лёха. Как он старательно утаптывал песок перед моим мотиком на старте, как подбадривал меня, хотя это у него получалось неумело, по-детски.
— Юр! — кричал он, размахивая руками. — Ты, главное, жми и жми! Понял? И ничего не бойся! Понял?
И ещё он что-то говорил, и всё у него получалось жми да жми, вжик да вжик. Так ведь он же ещё маленький и глупый…
Финишёр помахал жёлтым флагом — осталось два круга.
Как быстро пролетели десять минут гонки!
Впереди самый большой трамплин. Раньше я сильно притормаживал перед ним. Да и другие тоже. Но на этот раз притормозил не сильно. Взлетел вверх так высоко, что заняло дух. Подо мной проносилось что-то серое, неразличимое глазом, а навстречу мне, прямо в лицо неслась земля, вернее, песок, изрытый колёсами вдоль и поперёк. Мотик ткнулся на пологий скат горки, я почувствовал толчок, но не такой уж сильный, и опять во мне всё запело на разные голоса от радости.
У меня всё получалось. Мне казалось, что быстрее на этой трассе ездить просто невозможно, потому что… потому что, как говорит папа, есть законы физики, которые нельзя нарушать. А кто нарушает, тот рискует сломать себе шею.
Ещё один круг. Папа показал мне большой палец. Ещё бы: оба сына на первом месте!
Остался последний круг. Впереди довольно простой поворот. Я выставил ногу, заваливая мотик внутрь круга, нога чиркнула по песку, ещё раз и ещё. И вдруг…
И вдруг мотик вильнул, зарыскал, и я почувствовал, как земля уплывает из-под ног, что я падаю. Стараясь удержаться, я почти упёрся ногой в мокрый песок, но это не помогло: мотик, мой верный мотик, скользнул обеими колёсами, лёг на бок и заглох. Я рванул его за руль, поставил, сорвал заводной рычаг, нажал ногой — трррр!
И тут мимо меня проскочил Краюхин. А за ним Колян Редькин. А за Коляном кто-то ещё.
Я рванул за ними. Третьего обогнал почти сразу же. Коляна достал через полкруга. Но Краюхин ушёл слишком далеко. Однако я не терял надежды и выжимал из своего мотика всё, что мог, хотя и понимал: не догоню; хотя и понимал: рискую.