и начинаю слушать музыку. Мелодия старого рока эхом звучит в моих ушах, и мысли медленно, но неуклонно успокаиваются.
По крайней мере, я верю в это, пока не осознаю, что они движутся по одной и той же траектории – только вокруг Энди.
Можно ли считать хорошей идеей позволить ей приблизиться ко мне? Можно ли считать хорошей идеей хотеть этого? Нет, наверное, нет. Вообще-то план был другим. Я качаю головой. Да не было никакого плана!
Я просто хотел держаться от нее на расстоянии, не думать о ней и как можно меньше видеть ее или встречаться с ней, не говоря уже о том, чтобы как можно меньше с ней разговаривать. И это очень даже хорошо получалось – пока она не переехала к нам.
Проклятый Мэйс! Я надеюсь, что когда-нибудь ему это вернется – и тогда, клянусь, я буду первым, кто посмеется над ним.
Как я должен теперь провернуть это держаться-от-нее-подальше, не ведя себя с ней как абсолютный мудак? На самом деле я хотел поступать немного менее отталкивающе в будущем, чтобы избежать этого и не выглядеть так глупо, но что я делаю теперь? Теперь я уже начинаю вступать с ней в настоящие разговоры. А это абсолютно не мое. Еще меньше я собирался так сближаться с ней и тем более подвозить ее в университет.
У меня есть ощущение, что я теряю контроль над ситуацией, и я не могу позволить себе сделать это. По крайней мере, не в данном вопросе и не когда дело доходит до других.
Особенно после того, как это случилось с Зоуи.
Все вечно утверждают, что я ничего не мог изменить. Что это не моя вина. Но какая польза от всех этих слов и заявлений, если это не так? Я был там. Я был в том же доме. Как, черт возьми, я могу быть невиновным?
Взволнованный и разозленный сам на себя, я тру ладонями лицо в надежде избавиться от переживаний, чувства вины и всех этих дурацких мыслей. С тех пор как появилась Энди, в моей голове возникла настоящая путаница из разных противоречивых чувств, тесно переплетающихся друг с другом, в которых я больше не могу разобраться.
Закрыть глаза, как я сразу же понимаю, было ошибкой. Потому что теперь я вижу перед собой улыбку Энди, затем то, как меняется выражение ее лица, когда она сердится. Как она морщит лоб, когда пытается сконцентрироваться, или морщит нос, когда ей что-то не нравится или когда она чувствует себя некомфортно. Я вижу ее в этой пижаме, от которой сводит глаза и в которой никто, кроме нее, не мог бы выглядеть мило. И то чувство, которое она вызвала у меня своим взглядом в тот первый вечер в нашей квартире, обрушивается на меня как лавина, заставляя мои зубы сжаться, и я внезапно открываю глаза.