Вообще сейчас все изменилось. В лагере уже не видно печальных лиц. Фигуры распрямились, с лиц русских не сходит улыбка. Как чудесно умеют улыбаться эти русские ребята! Тоскливые песни все чаще сменяются веселыми. Немцы уже не обращают на это внимания.
Ко мне часто приходит поляк Фальковский из лагерной охраны. Он всегда берет с собой кого-нибудь из пленных, и мы подолгу сидим, обсуждая новости.
27 апреля
Ульвенские пленные попросили дать им фотографию. Я принесла свою и Рейнгольда. Через несколько дней Фальковский передал мне два замечательных портрета, нарисованных красками одним из пленных. Портреты были вставлены в красивые рамки из резного дерева, инкрустированного кусочками соломы. На портрете — подпись художника: «Вячеслав Комиссаров, 27/IV-45». Я хорошо знаю этого двадцатилетнего юношу. До войны он был студентом.
8 мая
С утра у меня было предчувствие, что должно свершиться что-то необыкновенное. Этим было пронизано все. Казалось, и солнце светит как-то по-праздничному, и пение птиц какое-то торжественное. С особой силой это предчувствие охватило меня, когда я подходила к Ульвену. Я несла доверху нагруженный мешок, но мне не было тяжело. Подходя к Ульвену, я оглянулась. Кругом раскинулась цветущая долина, солнечные блики играли на зеркальной глади обычно неспокойного Волчьего озера. Знакомые горы показались мне сегодня еще выше и величавее. Проникнутая таким настроением, я даже не удивилась, когда у ворот лагеря меня встретили не часовые, а пленные. Все они высыпали на площадку перед бараками и что-то взволнованно кричали. «Войне конец, мама!» — так они приветствовали меня на этот раз. Какой-то особый смысл был в том, что первыми, от кого я услышала долгожданную новость, были русские, — те, для кого я жила и работала эти долгие три года. Пленные обнимали меня и целовали. Я с трудом отбилась от них, когда кто-то предложил качать меня. Немцев почти не было видно. Когда один из них появился, то я спросила его: «Ферботен?» Но он опустил глаза и ничего не ответил. Русские же весело смеялись.
В Осе в этот день не ложились допоздна. Люди кругом танцевали, пели. Иногда и скорбь вплеталась в веселые песни. Мы вспоминали тех, кто больше уж не вернется, кто отдал свою жизнь за отечество и свободу.
10 мая
Русских из лагеря пока не отпускают. Говорят, что будет создана временная администрация и организована переправка пленных на родину через Осло. Им осталось ждать недолго.
Наконец-то мы можем свободно посещать лагерь. Нас провели по всем баракам, чтобы мы смогли убедиться, что пленные всем сейчас обеспечены. Из окрестных местечек в лагерь привезли мясо, картофель, первые овощи. Нас сопровождал сам хауптманн, бывший начальник лагерей. Потом он пригласил меня в контору и сказал, что давно хотел познакомиться со мной. Оказывается, все это время он знал, что я помогаю пленным. Недостатка в доносчиках, рассказывавших ему об этом, не было. Но он, как умный человек, предпочитал пропускать это мимо ушей, заботясь только, чтобы слухи не дошли до высшего начальства. Да, если бы знать об этом раньше…