– Что предлагаете?
– Сформировать роту из отставников, добавить к ним еще ветеранов из Георгиевского и других фронтовых полков, выдать им обмундирование и пусть учат песню. Остальных переодеть и гонять только в вопросе прохода в строю, дабы не выглядели окончательным стадом. Будут замыкать колонну. Винтовки не выдавать, пусть так маршируют. В конце концов, это отряд военно-спортивного клуба, а не воинская часть. И рты открывать им не позволять, ибо ничего путевого из этого не выйдет. Так, даст бог, пройдем неким подобием. Но и то я бы не давал гарантию.
Я помолчал минуту, глядя на вышагивающих по площади добровольцев Корпуса патриотов, и неохотно кивнул.
– Что ж, это не смотр и не парад. И это действительно клуб. Даст бог – пройдут как-то. В общем, Михаил Гордеевич, вам и карты в руки. Действуйте!
Полковник Дроздовский козырнул и отправился отдавать приказания. Я же повернулся к группе генералов, стоявших рядом со мной.
– Что думаете по данному поводу, Александр Павлович?
Кутепов неопределенно повел головой.
– Если завтра ожидается шум, то я бы подтянул к Кремлю дополнительные части. Дежурной роты георгиевцев и сотни Конвоя может оказаться мало.
– Не думаю, что нам завтра придется вести бои в городе или, тем паче, отражать штурм Кремля. Не стоит устраивать ажиотаж. Стягивание массы войск к Кремлю не пройдет незамеченным и будет свидетельствовать о неуверенности власти.
Кого я уверял больше – его или себя? Ну, допустим, завтра может и пронесет, но вот послезавтра что делать? Или, вернее, через три дня, когда весть о Червищенской катастрофе дойдет до масс? Что сделают эти самые массы? А недруги мои? Не качнется ли маятник эмоций в обратную сторону, сметая все на своем неудержимом пути вниз?
Кутепов словно прочел мои мысли:
– И все же, в связи с чрезвычайными обстоятельствами, я бы вызвал дополнительно роту Георгиевского полка, якобы для смены роты, которая из Кремля должна отправиться в казармы на отдых. Но сменяемых пока бы не выводил.
– Ну, под таким соусом – можно.
– И вообще бы на завтра отменил все увольнительные и отпуска, привел бы устойчивые части в столице в полную готовность.
– Хорошо. Я распоряжусь.
Как ни хотелось бы не устраивать демонстраций силы, не будоражить зря народ, но тут попробуй угадай ту грань, за которой беспечность превращается в смертельную глупость, или ту степень паранойи, которая вырывает события из-под контроля, превращая их в Кровавое воскресенье. Эти три дня я считаю самыми опасными во всей недолгой истории моего царствования. Если полыхнет, то февральские события и мартовский мятеж покажутся невинной шалостью. А Февраль моей истории случился в том числе и потому, что власть не продемонстрировала твердую и решительную силу.