1917: Государь революции (Марков-Бабкин) - страница 190

И совсем уж изюминкой была коротенькая записка:

«Государь! Только что у меня был с визитом британский посол Бьюкенен. Приехал с формальными поздравлениями относительно моего титула наследника престола. В ответ на мое откровенное заявление о нетерпимости для меня самой такой мысли выразил сожаление сим фактом и уверенность, что Дмитрий, безусловно, станет лучшим императором, поскольку сам посол может в этом вопросе опираться на личные впечатления и на впечатления британских офицеров, имевших с ним встречи в Персии. Павел».

Вот так вот. Взялись за меня всерьез, и Игра пошла по-крупному. Явно следует ждать захода с козырей. Впрочем, даже эти четыре бумаги в полной мере демонстрировали отчаянное положение, в котором я оказался. Письмо Георга прямо указывало на желательность моего отречения, а действия, причем действия совместные и скоординированные, Британии и Франции явно направлены на организацию переворота и фактического отрешения меня от власти.

Прямые контакты через мою голову с руководством Ставки и наследником, британские моряки в Кронштадте – все это лишь верхушка айсберга, я был в этом уверен. Наверняка это лишь фрагмент мозаики, достаточно вспомнить те же самые триста отделений Военно-промышленного комитета, а во главе многих из них стоят масоны. А еще есть обиженные и напуганные промышленники и прочие финансовые тузы, есть немало (очень немало!) любителей французской булки и британской жизни, есть до одури верные «союзническому долгу» офицеры и генералы, типа того же Деникина, да и мой военный министр отказывается публично отречься от масонства.

Власть утекает, словно вода сквозь пальцы. Если я не переломлю ситуацию прямо сейчас, то к завтрашнему утру я вполне могу бодро писать бумагу о своем отречении. Хорошо еще если портьерой не придушат свои же. Уже сейчас чувствуется, что многие считают меня, как говорят янки, «хромой уткой», с которой можно и не считаться, или как минимум готовить себе запасные аэродромы. Вот тот же наследничек – великий князь Павел Александрович, с одной стороны, вроде как и проявил верноподданнические чувства, немедля доложив о визите Бьюкенена, но с другой – сам не поехал ко мне, а лишь тайно отправил записку, явно не желая лишний раз светиться, ибо мало ли как все повернется!

Что ж, милый Джорджи, видит Бог, я пытался найти выход, который устроил бы всех.

– Илларион! Срочно найдите мне Суворина!

Пламя со спички перетекло на смятый лист бумаги. Я смотрел на то, как потемнели и превратились в золу строки, написанные моей рукой:

«Мы подошли к крайней черте. Необходимо до конца сегодняшнего дня…»