— Ага, — ухмыльнулся дед Василий, — по твоим штанам видать, что тринадцатая.
— Штаны американские, сто рублей цена.
— Джинсы, — неожиданно подала голос Таня. — Сейчас у них еще больше цена.
Все смотрели на Димку, силясь понять: шутит он или говорит серьезно.
— А что за работа у тебя? Делаешь-то че? — настороженно спросил Александр.
— А ничего. Приду, лягу на диван и плюю в потолок.
— Щекатурка-то, поди, вся отвалилась на потолке-то, — попробовал шутить дед Василий.
— А я это место червонцами заклеил, в шахматном порядке.
— Корчишь из себя… Ответить по-людски не можешь! — возмутился Семен.
— Сто тридцать рублей оклад и никакого знакомства, — устало сказал Димка, но тут же взглянул весело, рассмеялся. — Пошутить нельзя. Давайте лучше споем. Тетка Анна, запевай.
— А правда, давайте, — робко, но стараясь быть боевитей, поддержала Таня.
Затянули про рябину. Подпела, сведя уголками брови, Тамара. Самозабвенно, будто ворочал камни, трудился над песней Семен — петь он не умел, слов не знал, повторял за другими и в промежутках то и дело пытался начать «Моряки своих подруг не забывают». Из этой песни Семен тоже помнил только одну строчку, но, вытаращив глаза и тряся головой, выкрикивал ее так, что вздувались вены на шее. В былые времена он слыл разухабистым парнем: ни одной пьянки не проходило, чтоб не подрался, не порвал на себе рубаху. И почему-то никто на него не обижался, только посмеивались. Теперь этого не было: то ли годы ушли, то ли рубахи подорожали; нет, шуметь он и сейчас шумит, как-то зло, скандально, по-бабьи.
— А кержаки так и будут в углу молчать? — не упустил-таки момента уколоть свояка Семен.
— Снова начинаешь! — вспылил сдержанный с виду Александр.
На Семена зашикали, а он, довольно хохотнув, снова заголосил песню.
Димка улыбнулся, посмотрел на Таню: вот, мол, какие чудаки у нас.
Женька вообще заметил: Димка нет-нет да и посмотрит на Татьяну. Та тоже, дура, глаза косит. И эти, как их, штаны, тоже как-то успела рассмотреть… Цену им знает. Горечь и злоба подкатили к горлу. Нет, он злился не потому, что этот чистоплюй и эта шалава друг на друга поглядывали — хотя и на это тоже, и даже немало, — была и другая злоба, гораздо большая, необъяснимая, однако вылилась она опять-таки на Димку. Чего выкаблучивается? Инженер, что ли? Да таких инженеров Женька десяток купит и продаст. Что он видел в жизни? С детских лет вся родня: «Димочка, у нас Димочка…»
— Закурить есть? — услышал Женя радостный до идиотизма голос.
Достал пачку сигарет, протянул Димке.
— Своих-то не на что купить… кхе… кхе…