Железнодорожник уже приближался к пенсии, но чувствовал себя еще молодым и полным энергии. Когда в отделе кадров ему сообщили, что надо бы готовить документы, он немного сконфузился, не поверив, что становится лишним человеком и должен распрощаться со своим тепловозом. Подумал даже, что кадровичка шутит, говоря о его больших заслугах в железнодорожном транспорте, перечисляя награды и ордена, не забыв и о почетном звании, присвоенном по случаю пятидесятилетия. Он хотел было ей возразить, но, глянув в висевшее зеркальце, увидел свои обвисшие, словно две кудели, уже пожелтевшие, с проседью усы, решил не бунтовать против статистики и природы. Попытался обратить все в шутку, сказав, что, выйдя на пенсию, откроет детский сад для своих внуков. Потому купил «Столичную», принес сало, привезенное еще из Сырнево, собрал возле своего тепловоза товарищей по депо: машинистов, ремонтников и отметил выход на пенсию. Все время смеялся, вытирая усы, напоминая товарищам, что скоро и они последуют за ним, потому как «жизнь — это колесо». Потом все снова разошлись по рабочим местам, а он остался один, поднялся в кабину тепловоза, по-мужски выплакался, озираясь, как бы кто-нибудь не увидел. Затем вышел из депо и пошел на берег Дуная — прогуляться и полюбоваться на баржи, как делали все пенсионеры, но из прогулки ничего не вышло. Сердце сдавило уже в самом начале, он бросил недокуренную сигарету и быстрым шагом направился домой. Только вошел и уже собрался было, словно в отместку кому-то, снять железнодорожную форму, как услышал из кухни голос: