— Жалко, — продолжал иронизировать Луканов, — что вы рано ушли из этой школы. Теперь некому вас учить…
— Ему еще не поздно снова поступить в нее! — неожиданно выкрикнул профессор, стоявший за колоннами. — Пусть вернется туда!
Стамболийский не обратил внимания на эту реплику, а может, сделал вид, что не услышал ее. Он лишь вздохнул и сказал:
— Знаете, что я понял там, господин Луканов? Я понял, что вас погубят доктринерство и сектантство. Это я понял и в тюрьме, и позднее, и знаю сейчас…
— Вы о нас не беспокойтесь, господин Стамболийский, — махнул рукой Луканов, — есть кому думать о нашем доктринерстве и сектантстве… Вы лучше вначале наведите порядок у себя, а потом уже давайте советы другим… Посмотрите на своих министров и депутатов! А нас нечего оплакивать…
— Только одного из всех вас я уважаю, господин Луканов, — перебил его Стамболийский, — Георгия Димитрова!.. Вон того, бородатого, что сидит позади тебя. Завтра он уже будет впереди тебя. Это коммунист, с которым мы можем поругаться и все равно останемся друзьями…
— Браво! Браво!
— А все вы, остальные, — адвокаты и ораторы… Вот каково мое мнение о вас, если вас это интересует…
— Спасибо, — улыбнулся Луканов. — Но в ваших комплиментах мы не нуждаемся. Думаю, что и товарищ Димитров не нуждается в них.
— Мне, господин Луканов, совершенно безразлично, нравятся вам мои слова или нет… Я сказал лишь то, что думаю, а выводы делайте сами… Но мы слишком отклонились от темы… Здесь шла речь о репарациях и об ответственности тех, которые сидят справа как, ни в чем не бывало, будто их это не касается… Пока мы с вами здесь ругаем друг друга, они довольно потирают руки и соображают, как выйти сухими из воды… Они надеются, что в пылу споров мы о них забудем… Нет, мы не забудем!.. И народ не забудет. А когда разделаемся с ними, мы возьмемся за проведение социальных реформ, во имя которых пришли к власти, во имя которых народ выразил нам доверие на выборах двадцать второго апреля текущего года!.. Мы будем выплачивать репарации и проводить реформы… Другого пути нет… Я так и заявил его величеству: «Смотри влево, ваше величество, и только влево, на народ!.. Справа — могила, смерть, там реакция, безумие, бешенство!»
— Демагогия! Настоящая демагогия! — сжав кулачок так, что побелели суставы, с возмущением пробормотал журналист и направился к выходу. — Опостылела мне эта демагогия!
— Куда же вы, редактор? — послышался за его спиной чей-то голос. — Сейчас как раз начинается самое интересное!
Журналист обернулся. Лицо человека, который улыбался ему, показалось знакомым, но в первое мгновение он не мог припомнить, где видел этого высокого, стройного человека с ясными голубыми глазами, в которых как будто отражалось небо.