— Что ты знаешь?
— Не скажу! Пусти меня.
— Тогда зачем болтаешь глупости?
— Потому что мне хочется поболтать. Тебе-то какое дело?
— Я запрещаю тебе болтать. Одна такая, как ты, болтала, болтала и стала жестяным бидоном.
— Ну и стану, что из этого?
— Давай чисти картошку и помолчи!
Пока в летней кухоньке продолжался этот диалог, находящиеся в подвале уже потеряли счет минутам.
«Не знаю, сколько времени прошло, — вспоминал Коларов, — но вот поленья задвигались и в отверстии показалась голова нашего бодрого сторожа. Он был чем-то встревожен. Оказалось, что служанка зачем-то заходила в подвал, но, услышав, что кто-то храпит, выбежала на улицу, стала кричать, что кто-то сидит в подвале. Ее успокаивали, убеждали, что ей это послышалось, но она продолжала твердить свое. Действительно, Георгий, который страдал хроническим бронхитом, начинал храпеть, как только засыпал. Я время от времени толкал его локтем, чтобы он не задремал, но все-таки он раза два забылся в дреме и всхрапнул. Это случилось именно тогда, когда служанка спустилась в подвал…
Поленья снова раздвинулись, и опять показался наш ангел-хранитель. На этот раз он выглядел довольным и веселым. «Выдержали экзамен, — торжествующе прошептал он нам. — Полиция приходила, снова везде обыскивала, в подвале тоже, но ничего не заметила. Вакарельскому было страшно оставаться в подвале, он дошел только до его середины, огляделся вокруг и вышел. Мы с тетей ничем себя не выдали, выдержали экзамен…» Экзамен они действительно сдали блестяще, но именно поэтому после поражения восстания разъяренный фашист-полицейский выместил свою злобу: он приказал взорвать динамитом дом нашего самоотверженного товарища Станчевой…».
А ночь на 23 сентября тянулась так, как будто ей не будет конца. Высоко в небе светила луна. На лугах было пустынно. В каком-то дворе заплакал ребенок. Девочка с длинными русыми косами продолжала чистить картошку. Три глубокие кастрюли уже были полны. Эмил велел ей идти спать, но она не уходила.
— Мне не хочется спать! — говорила она. — И мне хочется услышать звон колокола, а не только тебе.
— Какого колокола?
Он сел на низенький трехногий стульчик, вздохнул и сказал:
— Если ты столько знаешь, так подежурь-ка вместо меня. А я посплю хоть полчасика…
— Почему бы и нет? Спи сколько хочешь.
— Спасибо тебе! — сказал он.
Эмил прислонился головой к кастрюле, стоявшей на столе, и сразу же заснул. Девочка долго смотрела на его побледневшее, покрытое юношеским пушком лицо и грустно улыбалась. Потом встала и накинула ему на спину свой платок, чтобы не простудился. Мальчик крепко спал, а она через открытое окно все смотрела на улицу в ожидании колокольного звона.