— Собаки, — вздохнул наконец протоиерей Йордан, входя во двор церкви. — Знаю я их давно! Да что делать? И так плохо, и так плохо!
Вошли в церковь, присели на скамью.
— Где я буду им искать коммунистов?
— Каких коммунистов, отче?
— А мне откуда знать каких! Коммунистов ему, видите ли, подавай, да еще скованных. Где я ему буду их искать?
Протоиерей подошел к иконостасу и начал истово креститься. И чем больше он крестился, тем горше становилось ему оттого, что капитан Харлаков сбросил с него камилавку на глазах у всех солдат и мирян, надругался над его саном. Горько и обидно было ему. И не знал он, на кого излить свой гнев.
Винтовочные выстрелы не утихали. Отрывисто строчил пулемет. Где-то взорвалась граната. Во всей округе лаяли и выли собаки. Плакали дети. Причитали женщины, проклиная свою горькую долю. Поп Йордан крестился, прислушиваясь к долетавшим в открытую дверь церкви звукам. Иеромонах посоветовал запереть ее и не открывать, пока не утихнут выстрелы.
— Сомневаюсь, чтобы они скоро стихли, — перестал креститься протоиерей. — Судя по тому, как все началось, быстро это не кончится. Это гражданская война!
— Меня ждут дела в монастыре, отче. Сколько дней я уже здесь на твоем иждивении?
— О чем ты говоришь? — махнул рукой протоиерей. — Вот как утихнет, тогда уладим дела: и твои, и флорентинского попика… Давай-ка лучше отсюда выйдем, потому что, не дай бог, случайно подожгут церковь. Сгорим, как крысы.
— Лучше оставаться в притворе. Разве не слышишь, как свистят пули кругом? Быть беде. Я не тороплюсь пока еще на тот свет. Спаси, господи, меня, грешного!
Иеромонах несколько раз истово перекрестился и вошел в притвор церкви. Отец Йордан осторожно прикрыл дверь, и сразу же не стало слышно выстрелов и шипения пуль. Могильным холодом повеяло от алтаря. И впервые эти божьи слуги испытали страх от церковного полумрака. Пугала их и темнота, и эта необычная тишина, струившаяся, казалось, изо всех уголков церкви. Им все чудилось, что кто-то следит за ними, кто-то таится и ждет удобного момента, чтобы застрелить их. И они стояли оцепенев, прямые, будто жердь проглотили. Особенно напуган был иеромонах.
— Зажги свечку, отче, — попросил он протоиерея, — темнотища-то — хоть глаз выколи.
— Нельзя этого делать, Антим! Во-первых, нас может увидеть кто-нибудь снаружи, во-вторых, дует ветер, подумают, что пожар занялся в церкви. Нельзя.
— Давай зажжем хоть лампаду, что ли.
— И лампаду нельзя. Увидят.
— Ну и что из того, что увидят?
— Подумают, что в церкви скрываются коммунисты, и начнут стрелять. Капитан Харлаков и глазом не моргнет. Ты слышал, кто такой капитан Харлаков?