— Что ты там все пишешь, отче? — нервно спросил иеромонах. — На улице пожар бушует, а ты все чего-то пишешь. Что это?
— Историю пишу, Антим, историю! Прочесть тебе?
— Если у тебя нет других дел, прочти!
Протоиерей пододвинул книгу поближе к окну, чтобы было лучше видно, и начал читать своим певучим голосом:
— «…Был я в одном селе. Не иссякают толпы бегущих коммунистов и земледельцев. Брошенные на произвол судьбы взнузданные кони, плащ-палатки, винтовки. Вообще разбитая команда. Такое же положение и в родном селе Камена-Рикса… Провел там только одну ночь и вернулся опять в Фердинанд, где узнал, что первая партия мятежников уже расстреляна…»
— Когда это произошло, отче?
— Не спеши! «…Расстреляли их ночью. Около города сделали братские кладбища. Тяжелая картина. Плач, рыдания. Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, потому что их нет…»
— От Матфея, глава вторая, стих восемнадцатый, — добавил иеромонах. — Тебе не страшно, отче?
— Почему мне должно быть, страшно? Я пишу против революции. Об этом сказано и в послании святейшего Синода.
— А я не читал его.
— Все равно ты его не поймешь, если не занимаешься политикой!
Протоиерей закрыл книгу и вздохнул, взглянув на улицу:
— Жгут! Продолжают жечь!
Иеромонах задумчиво смотрел перед собой.
— А что это такое — революция, отче? — неожиданно спросил он.
— Революция? Революция — это как необузданный конь, — ответил протоиерей. — Когда конь слушается узды, ты едешь куда тебе надо. Но не дай боже, если конь необузданный и ты выпустишь поводья, понесет он туда, куда ему вздумается.
— Да, но…
— Никаких «но»! Летит он через большие ямы, овраги, без дороги и может удариться о какую-нибудь скалу или дерево так, что погибнет и сам и все, что он несет и везет… Это и есть революция!
— Согласен. Но…
— Никаких «но»! Революция разрушает, а не создает! Сравнивают ее еще с буйной рекой, покинувшей свое русло… И справедливо. Такая река не жалеет ни садов, ни виноградников, ни хлебов, ни населенных мест. Там, где выдолбит себе ложе, там и течет. Ученые до сих пор не открыли, да и не могут открыть законы, по которым происходят революции.
Иеромонах вздохнул, облокотился поудобнее на подоконник и сменил тему, вглядываясь в зарево пожаров:
— Не могу, однако, понять, отче. Неужели в этом городе нет пожарной команды? Целый день и всю ночь бушуют пожары, и нет никого, кто бы их погасил!
— Пожарная команда есть. Но ее нарочно не пускают. У военных все делается по особому плану.
— А вдруг и наш монастырь подожгут.
— Не думаю, что они на это решатся. Но если коммунисты использовали его как склад оружия, тогда пиши пропало!