Борис был в белом легком костюме. Сдвинутая на лоб шляпа почти совсем скрывала его глаза. Он выглядел как заграничный коммерсант, прибывший с торговой миссией в маленькую Болгарию. На ногах у него были белые с красными носами ботинки. В галстуке сверкала рубиновая булавка. В руках он держал бамбуковую трость.
— Значит, так. План готов. Крестьяне заняты уборкой хлеба, Стамболийский отдыхает…
— Да, ваше величество.
— И урожай неплохой, правда?
— Да, ваше величество. Пшеница и кукуруза…
— Очень рад. От вас я требую лишь одного…
— Чего именно, ваше величество?
— Чтобы царь Болгарии, ничего не знал о ваших деяниях!
Наступила короткая пауза. Генерал и полковник глуповато глядели на своего повелителя. Они никак не могли уловить смысл его слов, особенно смысл слова «деяние». Он понял это и повторил:
— Его величество ничего не знает. Вам ясно?
— Так точно, ваше величество! — рявкнул первым полковник, соображавший несколько быстрее генерала. — Все делается втайне. Абсолютная секретность!
— Нам нужно лишь ваше благословение, ваше величество, — проговорил генерал, — а мы будем держать язык за зубами! Будьте уверены. Нам нужно только ваше благословение! Благословите нас!
— Хорошо, хорошо, генерал! — улыбнулся Борис. — Раз вам так уж нужно мое благословение, я дам вам его, хотя меня еще не произвели в архиереи!
И Борис, улыбаясь, широким жестом начертал тростью крестное знамение над их склоненными головами. Они не ожидали от его величества столь милой шутки. Вне себя от радости оба сделали шаг назад, а генерал даже попытался поцеловать благословившую их августейшую руку. Но Борис, почувствовав прикосновение влажных губ генерала, отдернул руку.
— Я же сказал, генерал, что меня еще не произвели в архиереи! Но будем надеяться, что и это когда-нибудь произойдет!
— Будем надеяться, ваше величество! — громко рассмеялся генерал.
Помахивая тростью, Борис направился по аллее к озерцу. За ним весело бежал пудель. Генерал и полковник стояли как вкопанные, держа руку под козырек. Из Зоологического сада донесся протяжный рев царя зверей, сопровождаемый рычанием и криками других животных. Затем снова наступила тишина. Белый костюм мелькнул у озерца и скрылся за стволами деревьев.
Не теряя ни минуты, генерал и полковник направились к профессору, чтобы уведомить его о своей беседе с его величеством. Профессор внимательно выслушал их и назначил на тот же вечер тайное совещание.
Совещание состоялось в доме генерала, двухэтажном особняке с двумя балконами, один из которых выходил на улицу, а другой — в садик позади дома. Наверх вела каменная лестница с железными перилами. Внутри дома, как и снаружи, преобладал металл — металлическими были круглый стол, подсвечники, домашняя утварь, развешанное по стенам оружие… Не хватало только пушки! Единственным светлым пятном в этом суровом солдатском доме был написанный маслом портрет генерала, восседавшего на белом коне в полном парадном облачении. Кто был автором картины, оставалось тайной. Но на картину нельзя было не обратить внимания, и генерал — он жил одиноко, лишь вдвоем с престарелой матерью, единственной свидетельницей его славы, — очень гордился ею.