Все в семье любили и уважали Веру, а Федор с той поры вовсе беспрекословно слушался. Выше крыши вымахал детинушка, а что Вера скажет — так тому и быть. В одном только — правда, шуточном и не важном — не могла Вера взять верх. В дом к Беликам ходило много молодежи: к одному — приятель, к другому — тоже. Вера постоянно с кем-нибудь из одноклассников занималась. Чаще прочих заходил паренек с рыжей шевелюрой, словно огонь. Стоит ему показаться — ребята кричат: «Пожар! Пожар!» Вера сначала не понимала: «Какой пожар? Где?» Потом Федор выложил ей: «Вон твой Пожар идет». Вера попыталась усовестить: «Нельзя человека этаким прозвищем обижать». Снедаемый чувством ребячьей ревности к парню, которому сестра уделяла чересчур много внимания, Федор отрезал: «Не звать же его рыжим чертом». Вера рассмеялась. И остался Пожар Пожаром.
Дружила Вера с Пожаром крепко. Во всяком случае, к экзаменам в институт они готовились вместе и вместе отправились из Керчи в Москву. Ну а как там дальше? Где Пожар — не станет же Вера сообщать. О себе и то писала скупо: «Учусь, где хотела, в педагогическом. Живу хорошо». А потом: «Фашисты Москву бомбили. Прошусь на фронт», «…Уважили просьбу. Пишите мне — Действующая армия. Полевая почта №…».
…Воспоминания о днях юности растревожили Анну. Она кинула поводок на спину корове — иди, мол, Куда знаешь, — заслонила глаза рукой от заходящего солнца, посмотрела еще раз вслед девушке в военной форме, вздохнула.
В этот момент девушка невероятно знакомым жестом вдруг прижала кувшин к груди. Анна обмерла, голоса не хватило закричать: «Голубчики, да ведь это наша Вера!»
А Вера — это была действительно она — резко опустила руку с кувшином, тряхнула головой и побежала к вынырнувшей из-за угла машине-«козлику». Навстречу Вере, прямо в тучу пыли, выпрыгнул из машины какой-то долговязый военный.
Когда пыль на дороге рассеялась, Анна не увидела ни машины, ни Веры с военным и подумала: «Не привиделось ли мне все это?»
А Вера в это время сидела рядом с Саввой в машине. Не стесняясь шофера, не встречая никакого сопротивления Веры, Савва целовал ее и почти кричал:
— Глупышка-малышка, а как же иначе?!
Нет, даже по сравнению с высоким и сильным Саввой Вера не чувствовала себя малышкой. Вот поглупела она от счастья — это верно! Она же прекрасно понимает — и понимала с того самого вечера встречи с братцами-бочаровцами из соседнего полка, вечера, который она протанцевала с одним из братцев, — что он, этот братец, для нее теперь — все: радость, боль, сомнения, мучения. Счастье. Она понимает, что с охватившим ее чувством уже не в силах справиться, не может подчинить его своей воле.