Хотя земля гудит от дальней канонады, иногда прямо-таки вздыхает под ногами, а все думается: коли вон по тропочке идет девушка в военной форме, ладная такая, подбористая, сразу видно — боевая, и беззаботно кувшинчиком помахивает — за молоком собралась, — значит, нет пока настоящей опасности. Не впервой. Анна видит девушку, лица, правда, не разобрала — по стати запомнила. Красавица! Молоденькая.
Ни с того ни с сего женщина дернула поводок коровы, взмахнула хворостиной. Ох, война — горе лютое! До слез дорога незнакомая девушка. А ведь что может быть?! Вернется она сейчас к своим подружкам, попьют они вместе парного молока, любая хозяйка и сливок нальет, не пожалеет — холодные сливки с погребицы тоже хороши. Словом, поужинают девушки.
Каждую полночь идет работа. В темноте начинают урчать моторы. Сначала по земле волна тревожного, приглушенного урчания прокатится, потом в небо взмоет и потонет вдали. Вся станица знает: «Ушли на задание». В самое пекло улетают еженощно девчоночки каких-нибудь семнадцати-восемнадцати лет от роду. Добровольцы. Как сестра Вера.
Где-то ты, Верочка?
Рано оставшись сиротой, выращенная Вериными отцом и матерью, Анна считала Веру родной сестрой. Но война раскидала, разбросала родных. О Вере известно лишь в общих чертах. Из Москвы, из института, куда поступила после школы первой из семьи Беликов, Вера попросилась на фронт. Письма ей нужно теперь адресовать: «Действующая армия. Полевая почта №…»
Необъятен фронт. Неизвестно, где, в каком огненном поле такой номер почты. Да и что напишешь Вере, самоотверженно любящей близких, если сама ничего не знаешь о них.
Вспомнилось почему-то, как несла Вера во время обеда — за столом семеро ребятишек мал мала меньше — с мангала во дворе кастрюлю перлового супа и обварилась. Споткнулась, кастрюлю к себе прижала и — плеснула на грудь… Впопыхах ожог солью вместо соды присыпали. А Вера успокаивала мать: «Не волнуйтесь, мама. Садитесь, кушайте». А с сестренками, плакавшими за нее в три ручья, нашла силы шутить: «Так и знайте, будет у нас жидкий суп. Очень вы его слезами разбавляете». На Лиду, слишком расчувствовавшуюся, прикрикнула: «Какой ты младшим пример подаешь?»
Сама Вера всегда была примером. Даже мальчишки к ней прислушивались, у нее учились. Как же было не учиться, когда не отец, не мать, а Вера выручала из любой беды! С Федором, братом, — сейчас он танкистом на фронте — однажды приключилась история: забрали в милицию, потому что катался на трамвае без билета. Самое страшное: с родителей потребовали бы штраф. И не признавался Федюшка, кто именно заменяет ему родителей. Дружков папы с мамами повыкупали. Федя сидит в холодной. Чтобы слух не дошел на завод, не расстроил Лукьяна Филипповиче, Вера отпросилась с уроков — кинулась в милицию объясняться. Кто она? Ученица восьмого класса. Худая, невзрачная. И куда? В милицию. От страха-то, наверное, ноги подкашивались, но шла. Пришла и сказала милицейскому начальнику: «Отпустите брата. Он больше не сглупит. Ручаюсь». «Смотри, — сказал милицейский начальник Федору, — оправдай ручательство. Сестра у тебя молодец. Будешь брать с нее пример, сам молодцом станешь!» И отпустил.