потолкуем, — заявил я. Или, может быть, Гейни? Честно говоря, сейчас я точно не помню, кто из нас это сказал. Известно, что память наша слабеет, когда вспоминать стыдно… Впрочем, сегодня это уже не имеет никакого значения. Гейни с нами нет, допустим, инициатором был я. Между тем незнакомец приблизился к нам.
— Стой! — приказал Гейни. Это я точно помню. И сегодня слышу его сдавленный, полный угрозы голос.
Мы стояли, широко расставив ноги, касаясь друг друга локтями.
Одинокий прохожий остановился. Черты его лица уже стерлись в моей памяти. Помню только, что он был необычайно бледен. Освещали улицу в основном дуговые фонари товарной станции, находившиеся на значительном расстоянии, к тому же они, как я уже говорил, были отделены от улицы высоким дощатым забором, отбрасывающим тень. У незнакомца было очень бледное, изможденное лицо, на вид он казался лет сорока, был худ, невысок и немного сутул, одет в черное или темное пальто и такого же цвета брюки. Брюки книзу сужались, были немодного покроя, и как-то сразу бросалось в глаза, что они дешевые и сели от стирки. Черные высокие ботинки на шнурках начищены до блеска; помню, что в них отражался свет дальних фонарей. Между ботинками и краем брюк — я окинул этого человека внимательным взглядом сверху донизу — виднелись тощие ноги. Выглядел человек регистратором земельного ведомства, писарем судебной палаты или железнодорожным кассиром; наверняка он состоял членом «Stahlhelm» и возвращался домой после небольшой попойки…
— Что вам нужно? — тихим хрипловатым голосом спросил он.
Гейни шагнул к нему, приблизив свое лицо типичного арийца к лицу незнакомца:
— В какой партии ты состоишь?
С вновь проснувшимся желанием подраться мы, мысленно хихикая, представили себе, что сейчас со стороны незнакомца последует попытка заключить нас в объятия, мол, привет, земляки, камарады, и тому подобное. Ответом же будет хорошая оплеуха.
— А вам что за дело? — раздраженно проговорил незнакомец.
— А это ты сейчас узнаешь! — ответил я и помню — от внезапно вспыхнувшей дикой злобы руки мои сжались в кулаки.
— С какой стати вы не пропускаете меня?! Уйдите с дороги!
— Прежде ты вежливо и четко ответишь нам, в какой партии состоишь, — проговорил Гейни, его подбородок почти касался лица незнакомца. Винный перегар, конечно, ударил тому в нос.
Предчувствуя, что Гейни сейчас нанесет удар, я следил, не полезет ли незнакомец в карман за оружием.
Мужчина отступил на шаг и огляделся.
Повторяю: Потсдам, 1929-й, половина третьего ночи, безлюдная Железнодорожная улица. Одеты мы были хорошо. Гейни — типичный ариец. Я на немца не похож, что тоже добра не предвещало. От нас разило спиртным. В те времена убийства по политическим мотивам не были редкостью.