По моему скромному разумению, Кларк допустил промашку, запросив за свои труды всего лишь сто пятьдесят фунтов. Потребуй он больше, и его авторитет в глазах графа только возрос бы.
Ну а теперь, после того как мы излили свой гнев на головы мелочных магнатов, самое время вспомнить, что этот венгерский граф Иштван Сечени умел быть не только прижимистым, но и великодушным. Ведь именно он, а не кто иной, предложил свой годовой доход — шестьдесят тысяч форинтов — на основание Венгерской академии наук. Тотчас добавлю, что, согласно некоторым источникам, он лишь предложил, но так и не внес эту сумму. По другим источникам, он ее выплатил. Допустим, что денег он не дал… Но я готов поклясться, что в тот момент, когда он предлагал эти шестьдесят тысяч, он твердо намеревался и уплатить их. Пусть бросит в него камень тот, кто после первого порыва… словом, все мы знаем, как оно бывает… Охотнее всего я бы рассказал по этому поводу один скабрезный анекдот.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ладно, хотя я и рискую сорвать покров со своей скромности… В анекдоте речь идет о том, как мягко сердце, когда тверды прочие органы, и сколь твердо сердце… и так далее.
Но вот мой главный аргумент в защиту Сечени: никто и никогда не узнал бы об этой его мелочности, не признайся он в ней своему дневнику. Попробуем с этой стороны приблизиться к пониманию Сечени.
Если бы эти дневники не сохранились, облик Сечени казался бы гораздо проще. Схема выглядела бы примерно так: он совершил великие деяния, и это подтверждает его прогрессивную суть. Позднее он выступает против реформ и своей собственной деятельности, отказывается от всяческих переустройств, прогресса и, конечно, от революции; он переживает душевный надлом, терзается угрызениями совести и сам обрывает свою жизнь в дёблингском заведении для умалишенных.
Если опустить завершающий момент, то Сечени почти во всем повторяет жизнь своего отца. Сечени-отец, воспитанный на Вольтере, просвещенный и — благодаря предприимчивому предку из духовенства — очень богатый магнат, сторонник крупных реформаторских устремлений императора Иосифа II. Этот император за минувшие четыреста лет был единственным и последним из Габсбургов, отличавшимся незаурядным умом. Впрочем я неудачно выразился. Вношу поправку: этот правитель незаурядного ума и характера был единственным исключением среди злобных и тупых, вредоносных и выморочных Габсбургов за все четыреста лет правления их династии.
Что ни говорите, а якобинец Хайноци, кончивший жизнь в 1795 году на эшафоте, долгое время был близким доверенным лицом Ференца Сечени. Старик собрал огромную библиотеку, и если сын его Иштван гипотетически лишь предложил шестьдесят тысяч форинтов на основание академии, то старый Сечени не сулил, зато пожертвовал: и деньги, и библиотеку. Существующий поныне Национальный музей и его библиотеку основал именно он.