Избранное (Лендел) - страница 22

В одной руке у пекаря топор, в другой срубленная ветка. Он, как и все прочие, рубит, хлещет направо и налево, стараясь сбить ползущий по земле огонь. Чтобы остановить пламя, выкапываются рвы. Огонь отступает, гоня перед собой зверя и птицу. По сторонам дороги остается обугленный, онемевший лес.


За лесорубами и дорожными строителями по проложенной ими дороге катят полевые кухни, передвижные санпропускники и медпункты. А с ними — повара, врачи, фельдшера, медсестры, уборщицы.

Вши оказываются под микроскопом: выглядят они похлеще искусителей святого Антония, пострашнее самого кошмарного призрака. Раненых людей лечат по всем правилам. Кому деревом отдавило ногу, получает деревянный костыль.

Машина роет выемку под фундамент — рядом с дорогой на месте гари возводится город, а еще и завод. Меж тем походные палатки и полевые кухни движутся все дальше и дальше по дороге.

Там, где шагает пекарь, еще валят деревья, и одно из них, падая, задевает его. Два товарища выносят его на носилках из леса, устраивают сначала на повозке, потом переносят в машину. Машина везет пекаря по готовой уже дороге в больницу строящегося города.

Опираясь на палку, бродит инвалид по новому городу. Неловкий и слегка пришибленный, точно те деревья, что пережили первый натиск человека.

Дома возводятся каменные, из красного кирпича и зеленовато-серого цемента. Кровельные брусья подвозят на грузовиках. На проезжей части улиц — выбоины, лужи, кучи мусора, битого кирпича, налипающая на обувь глина. Распахивается дверь корчмы, слышен крик. С ножом в руке вываливается пьяный. Бежит женщина; взгляд у нее испуганный, она тянет за руку плачущего ребенка…

А за городом голая пустошь. Островки леса, чудом уберегшиеся от огня благодаря болоту, ручью и валунам, да и те исподтишка вырубаются на дрова. От деревьев остались высокие пеньки — видно, кто рубил, не слишком утруждал себя, лень было нагибаться. На пенечках уже повылазили дикие отростки. У елочек снесены макушки — для рождественских праздников, а обрубкам теперь так и жить дальше — сдвоенными, будто искореженными судорогой стволами. Лишь в далекой неоглядной дали синеют настоящие леса, до которых калеке-пекарю не добраться. Там живут корабельные деревья-великаны, там нетронутые, все в цветах, поляны да зеленые, раскинувшиеся вдоль ручьев луговины.

И птицы в городе повывелись. С уличных луж поднимаются несметные полчища обнаглевших комаров. Насосавшись досыта крови, они плодятся с невиданной быстротой и вовсю хозяйничают в воздухе; коршуны-то давно уже здесь не летают.