— По твоей глубокой теории, боевой мой адъютант, мне замечаний делать нельзя, а старшим по званию, фронтовикам, можно. Абрамов с сорок второго на фронте, и то, что он капитан, а я подполковник, еще ничего не значит. Важно, что ты пока лейтенант, и хоть считается, что пороху понюхал, а роту тебе давать рано. Ты у Абассова поменьше учись, хоть там храбрость через край прет. Ты лучше к таким, как Абрамов, приглядись. Он без шума, без гонора, а везде успевает и многое может. Одно только позабыл сделать. Я тебя не зря спросил, что бы я на месте Абрамова с тобой сделал. Отвечаю. Все то же самое, что и он, кроме одного — морду не в следующий раз бы пообещал набить, а немедленно, как говорится, не отходя от кассы. Не лезь туда, где ни хрена не понимаешь. У него и так советчиков хоть отбавляй, и ты туда же.
Лейтенант обиженно молчал, Клепиков знал, что все сказанное им Кольке раз и навсегда усваивается прочно и намертво, потому что он сам для адъютанта был живым воплощением кодекса офицерской чести. Клепикову и самому не хотелось лезть в личное дело Абрамова, но сегодняшним разговором генерал обязал его к этому, и он, командир полка, мог показаться Абрамову таким же нахальным и бесцеремонным, если бы сунулся к капитану так же, как его Колька. Он ни на минуту не забывал, что капитану Абрамову завтра идти в бой, вести людей, а послезавтра — принимать батальон у Беляева и командовать дальше, а ставить на батальон человека с раздерганной личной жизнью — это нехорошо, и пусть считается, что время военное и все остальное, кроме войны, можно задвинуть на второй план, сам Клепиков так не считал. За спиной у солдата, у каждого фронтовика, не должно быть руин и обломков любви, семьи и всего остального, что могут сделать свой. Враг — это другое дело. На то он и враг. И если от него в душе ненависть, то она воевать помогает.
«С любовью на войне — одни хлопоты», — думал Клепиков и не догадывался, что шедший за ним Колька держался того же мнения.
3
Первый штурм Познани не удался. Нигде и никто не выполнил поставленных штабами задач. В восемьдесят второй дивизии Хетагурова батальоны не вышли к Варте, как планировалось, а застряли в пригородах, пройдя сотню-другую метров от исходных. Но совсем бесполезным день назвать было нельзя — он дал ответы на многие вопросы, которые занимали командирские головы накануне штурма. Теперь точно можно было сказать, что немцы уходить из города и прорываться на запад не собираются, выбить их из города будет стоить много сил и крови, а утверждения пленных насчет того, что «Познань — это немецкий Сталинград», совсем небезосновательны, потому что система огня, сильный гарнизон, запасы техники и продовольствия у немцев тут солидные, не зря крепость была заложена здесь еще со времен франко-прусской войны.