— Не успели сесть, а уже перемигиваетесь? Ты бы и нас познакомил, старшина, мы бы тоже во все глаза мигали. Так бы и друзьями стали.
— Доедем до места — подружимся, — отговорился было Фомин, но от сержанта так просто было не отделаться.
— С тобой, старшина, само собой, а вот с девушками — я лучше сам. — Он подсел к медсанбатовским и представился: — Будем знакомы, красавицы, — гвардии сержант Осина для всех начальников и подчиненных, а для вас — просто Антон. Кинокартину «Антон Иванович сердится» видели? Это, сами понимаете, не про меня, но про нас тоже покажут в самом скором времени.
Сержант, будто к слову, рассказал, как его в госпитале сняли на пленку вместе с генералом, что вручал награды, и генерал был аж из самого штаба армии. В доказательство новый знакомый отвернул борт полушубка, и там Фомин увидел два новехоньких ордена Красной Звезды.
— В госпитале оба получил.
— Для одного раза даже чересчур богато, — без зависти, но с уважением сказал Фомин.
— А мне по совокупности. На первый еще под Запорожьем представляли, а второй — здесь, на плацдарме, заработал, ну и получается, что за год все выдали, и даже в кино попал.
Сержант еще пошутил, что и с госпиталем повезло, попал в заботливые женские руки и сполна получил предназначенное для героев переднего края лечение и теперь на всю жизнь признателен сестричкам, что выходили. Энергия общительности в нем просто била через край. Узнав, что перед ним тоже медики, он разошелся и тоном записного сердцееда воскликнул:
— Музыкального инструмента не хватает. Спел бы, как настоящий артист. «Так взгляни ж на меня, хоть один только раз, ярче майского дня чудный блеск твоих глаз», — пропел он, глядя на Розу Шакирову как завороженный, потому что глаза у этой башкирки из Аргаяша, какие там глаза — глазищи! — были огромные и удивительные. Они светились, полыхали, жгли мужские сердца наповал своими зрачками цвета воронова крыла с весенним отливом.
— Взглянет она на тебя, когда осмотр по форме шесть будет, — сказал кто-то из дальнего угла кузова, и все засмеялись, потому что «форма шесть» — проверка на вшивость, при которой даже отпетые ухари терялись перед ротными санинструкторшами, поскольку таковую надо было проходить в чем мама родила.
Только тут Фомин догадался, почему их попутчик заговаривает себя и остальных. Он сам вспомнил, что не раз и до того замечал, что человек, долго пробывший в тылу, из тех, что раньше подолгу были на передовой, не сразу и не вдруг может переломить себя и даже сильные и храбрые люди начинают чувствовать какую-то неуверенность в себе, в собственных силах. Очень часто именно такие, едва дойдя до передовой, попадали опять под пулю, или некоторое время должны были заново привыкать к фронту и очень часто боялись не фронта, а своей вот такой неожиданной трудности вживания в, казалось бы, совершенно знакомую обстановку.