«Ничего, у этого сержанта все быстро пройдет, рубаха-парень и в себе робость держать не будет, а на миру все веселее», — подумалось Фомину, когда он наблюдал, как сержант простецки и по-доброму узнал у медсанбатовских, что именно с ними приключилось, запустил руку в свой «сидор» и вытащил банку канадской сгущенки, тут же предложил его девчатам.
— Молоко — первейшая вещь. Я пацаном еще, помню, порченой ухой объелся, так меня молоком только мама отходила. Не таким, а натуральным, домашним. Корова у нас дома до войны была, Лыска, так звали за пятнышко на лбу, и молоко у нее было — во всем районе не сыскать такого. Телок от нее соседи нарасхват у нас покупали — такая порода молочная была, а умнющая, я вам скажу, на дворе себя полной хозяйкой считала и всех держала в строгости, и кур, и гусей, и поросенка. Даже собаку и кота воспитывала, коли не по ее, и они ее уважали, как солдат хорошего ротного старшину.
Сержант ударился в воспоминания, рассказывал, как хорошо у них было дома, а машина все катила и катила по зимней дороге в Ходкувскую пущу, где обосновалось «хозяйство Клепикова» — двести сорок шестой гвардейский стрелковый полк.
Несмотря на маскировку, чувствовалось присутствие огромной массы войск: многочисленные ответвления дорог, многоэтажные указатели с опознавательными значками незнакомых частей, даже не своей армии, заглаженные волокушами следы танковых гусениц, разноцветье телефонных проводов, развешанных и вдоль дороги, и в глубине леса, замаскированные наблюдательные вышки, полосатые пристрелочные артиллерийские вешки, кучи пустых консервных банок на местах привалов — все говорило о скором наступлении, и никого не могли обмануть огромные плакаты на фанерных щитах с надписями: «Фашиста сотнями один похоронит, если хорошо укрепится в обороне», и их польские двойники, где тоже было написано про «оброну желязну». На плацдарме были и польские войска — ребята в конфедератках с кокардами в виде орла. «Что-то многовато для обороны, если и мы, и поляки тут. Как-никак две армии», — думалось Фомину.
2
Командный пункт батальона Беляева находился в самой середине петли излучины речки Радомки и размещался в подвале развалин хуторка, разрушенного в осенних боях до основания. Вход в подвал тогда был завален, и Беляев обнаружил его совсем недавно, расчистил и перенес в подвал командный пункт батальона, как полагалось, доложив в полк о переносе. Командир полка, Клепиков, заскочив по пути от соседей, даже позавидовал:
— Жаль, что осенью, когда оборону тут держали, ты эти хоромы не нашел. Ей-богу, я бы у тебя их оттяпал! Тут и мне-то не по чину. Жилплощадь, хоть дивизионный КП размещай. Везет тебе, Беляев. Не клят, не мят и на таком капе комбат! Неплохо вас там все-таки учили.