В обороне со связью всегда хорошо, но в наступлении, да еще в условиях такой видимости, а если точно говорить, то в невидимости, неразберихи не миновать. Как установишь, где теперь батальоны, роты и меньшие группы и группки бойцов, куда движутся и движутся ли? Из дивизии — первая «нервная» радиограмма: «Обозначьте продвижение по всему фронту».
Понятно, что дивизии хочется помочь и они там срочно готовят еще артналет по уточненным данным. Вот и ломай голову, что давать. Дальний рубеж называть — зря снаряды тратить, а ближний — «боги войны» на своих отыграются. Их там, за спиной, две с половиной сотни на километр. Для немцев оказалось мало, а для своих — в самый раз.
В остальных полках дивизии была та же картина, но Клепиков этого не знал, да если б и знал, то особого облегчения не получил. Приказ получил ты, а не сосед. Ты и выполняй, и спрос за все только с одного тебя.
Фланг беляевского батальона уткнулся в деревушку Липские Буды, а батальон успел проскочить вперед и попал в огневой «мешок» со стороны уцелевшего гарнизона опорного пункта в Липских Будах и второй полосы немецкой обороны. Почти весь батальон оказался между двух огней, и, как сообщал комбат, от больших потерь спасал только туман.
— «Калуга»! Где находишься? — наплевав на полевой шифр, кричал в микрофон рации Клепиков Беляеву. — Почему стоишь?
— Я — «Калуга»! Право четыреста от рубежа десять гансов выковыриваю.
— Много их там? Валяй, «Калуга», открытым текстом! Буды? Правильно понял?
— Точно. Буды. Третья их блокирует!
Потом Беляев с похвальной скоростью дал рубежи, на которые вышла рота у Липских Буд, и через несколько минут на руины деревушки полетели стодвадцатимиллиметровые мины. Точного целеуказания не было, и минометы били по площадям. Даже Беляев не мог корректировать стрельбу — видимость все еще была ноль.
После минометного налета рота капитана Абассова снова поднялась, но в Липских Будах ожило еще больше огневых точек, чем их было до налета. Рота залегла, и люди ткнулись лицами в жесткий наст лысого бугра, где все простреливалось насквозь, и бугор пришлось оставить.
— «Калуга»! Где твои? — Клепиков опять спрашивал, и даже по голосу, почти неузнаваемому за треском помех и завыванием — кажется, немцы пытались давить этот диапазон помехами, — Беляев понял, что командир полка спрашивает не от хорошей жизни, его скорее всего тоже дергали сверху, но комбат ответил, не обращая внимания на то, что все батальонные рации прослушивались штабом корпуса и другим вышестоящим начальством, прижав рукавицей прямо к губам мерзлый эбонит микротелефонной трубки.