— Истребитель — это что? — спрашивал Николай и сам же отвечал: — Скорость, маневр, огонь. Нет слов, сила большая. Зато все перелеты на чем делались? На бомбардировщиках! Дальность, простор — это мне больше по душе. Конечно, под мостами, как Чкалов, не промахнешь, зато над полюсами кто? Дальняя авиация!
Николай говорил так потому, что в рекомендациях аэроклуба было написано, что Фомин Николай Васильевич по уровню знаний, складу характера и физическим данным может быть направлен для обучения пилотажу на машинах тяжелых типов. По тогдашним Володькиным меркам брат выглядел вполне солидно и, без сомнения, достойным водить рекордные по тяжести и грузоподъемности аэропланы на самые сверхдальние расстояния, после которых страна будет встречать его, как героев Арктики.
О многом мечталось тогда.
Хотелось совершить подвиг. Самому. Где-нибудь на дальневосточных границах отбиться от несметного количества самураев или захватить ихнего самого главного генерала и после этого скромно появиться в своей родной школе, бывшей имени Затонского, а ныне двадцатилетия РККА. После этого и учиться было бы полегче.
А то махнуть бы в Испанию и записаться в интербригаду. «Но пасаран!» Они не пройдут!
«Они» прошли. Они вмиг выжгли мальчишеские мысли насчет самураев и разных побегов за границу на предмет спасения сказочно звучащих стран от таких же сказочных злодеев. Родилась ненависть, но где-то в глубине души иногда жалел и вспоминал ту светлую красивую жизнь с беззаботной чистотой мальчишеских помыслов.
Когда уходил из родного города перед самым приходом фашистов, то казалось, что все спасение в движении к своим, на восток? А на самом деле оказалось совсем наоборот — спасение было в том, чтобы не поддаться, не сломаться и, спасая себя и других, идти на запад, мерзнуть, стрелять, швырять гранаты и лежать под огнем, выносить и перевязывать раненых, и бинтовать, бинтовать, бинтовать.
Еще в школе, в Россоши, он услыхал о Краснодоне, о ребятах из этого, еще меньшего, чем Артемовск, донбасского городка и их «Молодой гвардии». В списках молодогвардейцев в газете прочитал про свою двоюродную сестру — Майю Пегливанову. Она, оказывается, тоже была в организации, распространяла листовки, жгла немецкие склады, сыпала песок в вагонные буксы и спасала от угона в Германию наших людей. Вот бы про кого никогда не подумал! Она дважды приезжала в Артемовск и гостила, и никто бы тогда не сказал, что эта голенастая девчонка хоть чуть похожа на героиню. Она даже на танцы ходила не танцевать, а глядеть, как другие танцуют. И компаний сторонилась. Даже девчоночьих. И вдруг такое. Организация, борьба, ежедневный смертельный риск и молчание на допросах. Ее, как и остальных, заживо сбросили в ствол шахты.