Солдату о таком думать не положено, но на мысли у начальства и разрешения спрашивать не надо, и они приходят сами — разве прогонишь? Разные мысли, а с ними нелегко, муторно. С ненавистью в душе жить легче. Она жжет, не дает опуститься бойцу до бездушной исполнительности приказов и движет вперед. Как там в песне? «Пусть ярость благородная вскипает, как волна». Хорошо. Только думать все равно надо — благородная ярость не может и не хочет быть слепой.
Фомин оглядел колонну, и то, что он увидел, порадовало его. Силушка! А внутри, подспудно, жгла одна и та же мысль: «Почему в сорок первом ничего такого не было? Где же они тогда были, все наши танки, пушки и «катюши»? Зачем было ценой нечеловеческих страданий, потерь и утрат наживать то, что должно было быть и тогда? Ведь никто и никак не изменился. Ничего не изменилось, только ненависть выросла во сто крат, а то и побольше, и движет армию на запад. А что нас отбросило на восток? Все ли хорошо было до войны? Наверное, что-то было в том радужном мирном времени неправильное, нехорошее, и оно, на поверку, не такое красивое, как представляется в далеких воспоминаниях, и там, именно там, лежало начало всего людского горя. Если бы все вовремя разглядели, то не было бы бомб, с воем падающих на родной Артемовск, отступления, пленных, расстрелянных на аппельплацу, и той страшной сотни, в которую сам, по доброй воле, вместо него пошел Борька. Сто первый».
Потом вспомнилась полька. Ее шепот, горячий и бестолковый.
Машину качает на торсионах, и самоходка движется по шоссе, как лодка на осенней ряби пруда. Домашняя монотонность возвращает в детство. Странная штука память. Можешь запросто отмотать, как в кино, года на четыре-пять назад, в обратную, и все видишь явственно, даже чувствуешь запахи…
Пыльное и сонное донбасское лето. Проводы старшего брата Николая в летное училище. Загорелые Володькины сверстники, босые, полуголые, и Николай, причесанный, с осоавиахимовским значком на новом шевиотовом костюме, и при нем маленький фанерный чемоданчик, в котором со сменой белья лежали книжки по самолетам и планерам. Разговор на перроне шел серьезный, и пацаны совсем оттеснили от будущего летчика родителей. Поезд Киев — Минводы, как назло, опаздывал, и Николай нервничал, а Володька никак не мог оттащить от него Арсюху Горелова из параллельного класса, который тоже собирался по окончании школы в авиацию.
— А в истребители трудно попасть? В военкомате много спрашивают?
Брат отвечал степенно. Приятно быть авторитетом в восемнадцать, и Николай с Арсением при общем внимании разбирали сравнительные характеристики разных типов самолетов.