Правда, приятное, по-видимому, во многих случаях тождественно с хорошим. Так обыкновенно говорят: всякое (главным образом, продолжительное) удовольствие само по себе хорошо, а это имеет почти тот смысл, что: быть продолжительно приятным или хорошим – это одно и то же. Но скоро можно заметить, что это только ошибочное смешение слов, а понятия, которые собственно свойственны этим выражениям, отнюдь нельзя смешивать друг с другом. Приятное, которое как таковое представляет предмет исключительно по его отношению к внешним чувствам, всегда через понятие цели должно быть, прежде всего, подведено под принципы разума, чтобы его назвать хорошим как предмет воли. Но тогда это уже совершенно другое отношение к удовольствию, если то, что доставляет мне удовольствие, я вместе с тем называю и хорошим. Это видно уже из того, что при хорошем всегда бывает вопрос, есть ли это посредственно хорошее или непосредственно хорошее (полезное или хорошее в себе)? Напротив, при приятном такого вопроса быть не может, так как это слово всегда означает нечто такое, что нравится непосредственно. (То же самое бывает и с тем, что я называю прекрасным.)
Даже в самой обыкновенной речи отличают приятное от хорошего: о кушанье, которое в силу пряностей и других примесей возбуждает вкус, без колебаний говорят, что оно приятно, и вместе с тем признают, что оно не хорошо, хотя оно непосредственно нравится внешним чувствам, но посредственно, то есть через разум, который смотрит на следствия, оно не нравится. Это различие можно заметить даже в суждении о здоровье. Оно непосредственно приятно каждому, кто им обладает (по крайней мере, отрицательно, как отсутствие всяких телесных болей), но чтобы сказать, что оно хорошо, оно должно быть рассмотрено путем разума в отношении целей, а именно как такое состояние, которое располагает нас ко всем нашим делам. Наконец, по отношению к счастью каждый думает, что наибольшую сумму приятности жизни, как по количеству, так и по продолжительности, можно назвать истинным и даже высшим благом. Но разум противится и этому. Приятность есть наслаждение. Но если все сводится к этому, было бы глупо быть мелочным по отношению к средствам, которые дают нам это счастье, от щедрости ли природы или через самодеятельность и наши собственные действия. Но в том, что имело бы значение в себе, – существование человека, который живет (и в этом направлении много трудится) только для того, чтобы наслаждаться, если даже при этом он самым лучшим образом содействует другим как средству, а эти другие все точно так же ищут наслаждения, и притом для того, чтобы путем симпатии наслаждаться с ними всеми удовольствиями, – разум не поддается на эти уговоры. Только через то, что он делает без отношения к удовольствию, на полной свободе, и независимо от того, что могла бы дать ему природа, он дает абсолютную ценность своему существованию как существованию личности; и счастье со всей полнотой его приятностей далеко еще не безусловное благо