Я простился с Козловым и направился к лагерю геофизиков. В нем живут геологи и летчики, ведущие поиски полезных ископаемых с воздуха.
Сразу видно, что здесь устроились с максимально возможным комфортом: к лиственницам подвешены алюминиевые умывальники, в каждой палатке — железная печка, а у девушек — даже «паркетные» полы из досок от ящиков. Почти у всех легкие дачные раскладушки с непременными сетками — пологами от комаров. Есть рубленая баня, пекарня (железная бочка в срубе, наполненном галькой), палаточная столовая и даже… настольный теннис: из тоненьких лиственниц сделан решетчатый стол, который накрывается брезентом.
К геофизикам в эти дни прикомандирован, как он об этом уже говорил мне, Иван Агеев. Он быстро познакомил меня со всеми своими товарищами. Начальник партии Владимир Смирнов указал на какой-то ящик: «Садитесь, угощайтесь». На низком, вбитом в землю столе лежали хлеб, вареное мясо, стояли откупоренные банки консервированного компота, которые, словно кубки в Древней Руси, ходили по кругу.
На мое плечо легла рука Ивана Агеева.
— Правильно сделал, что и сюда завернул, — говорит он, — Увидишь, что это за работенка. Она не похожа на другие. Мы ведь не просто летаем — нам нужно прочесать определенную территорию на небольшой высоте. И сворачивать с прямой нельзя! Долина — идем долиной, за нею сопка — лезем на сопку. Одним словом, искать клады всегда трудно — и с воздуха, и шагая по земле.
Агеев повернулся к Смирнову:
— Володя, разрешишь корреспонденту полетать!
Смирнов поднял на меня серые глаза — одновременно и внимательные и мечтательные. В синем вельветовом костюме, несколько необычном для тайги, начальник партии казался моложе своих лет, а ведь ему нет еще и двадцати пяти!
Иван называл Смирнова просто — Володя. И, как я заметил, в тайге любые дружеские отношения нисколько не мешали делу и тем правам, которыми были наделены люди.
…Меня разбудили какие-то звуки. Прислушиваюсь, это кричат пролетающие над лагерем гагары. Часы показывают третий час ночи — пора подниматься.
Холодно. Вылезать из спального мешка никак не хочется. Но Агеева уже нет.
Выбираюсь из палатки. Иван стоит в одной рубашке, ворот распахнут. У него такой вид, словно ему жарко.
— Ветерок из-за той сопки тянет. Там Восточно-Сибирское море; та сторона всегда портит погодку, — недовольно ворчит Агеев.
Шагаем к взлетной полосе. Под ногами — зеленые мягкие кустики, их веточки как у елки, только иглы еще короче и толще, мясистей. А на веточках черные круглые ягоды. Это — шикша. Сколько ее тут! На вкус вяжущая, чуть приторная, немного напоминает паслен. Язык сразу становится черно-фиолетовым, как от шелковицы.