Надев на рамочный приклад каску, Антипов несколько раз поднял ее над собой. Японцы не заметили или не поддались на простенький маневр.
— Не клюет, зараза! Подразнить?
— Лежи.
Известна капитану эта «дразнилка»: вскочить на ноги, упасть, отползти на несколько метров и — снова во весь рост.
Антипов недовольно посопел и опять попробовал войти в образ самурая. Заузил глаза, изменил голос, поджался, чтоб казаться меньше.
— Они же все низкорослые?
— Кто? — Капитан оторвался от бинокля. Антипов гримасничал. — Довольно ломать дурочку!
Минута прошла в полном молчании.
— Думаю, в пещере он сидит, замаскированный.
Капитан обозлился:
— Цель ищи, а не думай.
— Я, товарищ гвардии капитан, не могу искать, не думаючи…
— А молча можешь?!
Время утекало мучительно и бесполезно. На дальних сопках возникло облачко, оно росло, ширилось: приближался авангард. Надо было торопиться, но только в разведке свои законы: поспешишь — не насмешишь, а погубишь. И себя, и людей…
— Спокойно, — приказал Антипову и себе капитан.
Горячечное нетерпение сменилось методическим разведывательным поиском. До рези в глазах всматривались в каждую выбоину, расщелину, темное пятно. Ничего подозрительного.
«Не выйдет так ничегошеньки», — заключил Антипов и еще раз попробовал «перенестись» в японца. Кабы знать, как самурайская речь на слух звучит! Под немецкую давно приноровился: «Ошень карашо! Гут! Стреляйт! Хэнде хох! Гитлер капут!» Начнешь вот так язык коверкать и вроде действительно по-немецки рассуждаешь… По-японски — ни слова! Разве что названия из географии — «Хиросима», «Токио», «Нагасаки»… Ну и, конечно, всем известные «банзай», «харакира»… Как же это артист в «Волочаевских днях» выражался, который японца играл?.. Вспомнил! «Л» не выговаривал и шипящие на «с» и «ц» менял!
Антипов косо прижмурился, зубы выставил вперед и мысленно произнес: «Оцено хоросо!» И сразу легко отрешился от капитана, от своих, увидел их через узкую каменную амбразуру. Ловко устроился: сверху не достать, снизу не подняться. И не видно… А потому не видно, что амбразура в тени! «Все вижу, скорко не пойдете по дороге, всех стрерять буду! А вы срепые! Оцено хоросо устроирся, банзай, самурай!»
— Товарищ гвардии капитан, поглядите-ка туда, где выступ вроде козырька над крылечком… Под ним запросто сидеть можно. Снизу, между протчим, и кошка не доцарапается, сверху — разве что на веревке… Век сиди, стреляй, приговаривай: «Банзай, харакира!»
— При чем тут харакири? — Микасов дернул плечом и опять приставил бинокль.
— А харакира по-ихному, по-самурайски, самоубивство. Кинжалом р-раз через пузо и — кишки наружу. Фанатики они ужас…