— Говорил с ней! Согласна, жена ведь. Комсомолка.
— Об этой должности вы еще не говорили, Петр Иванович. А дело, повторяю, необычайно опасное.
Майор отговаривал еще долго и серьезно, но Петр уже знал: желание его, сильное, выстраданное, сбывается.
Оформление документов заняло немного времени. На медкомиссии военврач второго ранга, взъерошенный, усталый, бегло взглянув на протез, передернул плечами:
— Что тут проверять — не понимаю. Делать им там нечего. Не годен! Подчистую.
Петр с трудом скрыл торжествующую улыбку.
Повестку принесли 26 июня, в день рождения. И как год назад не пришлось отгулять свадьбу, так в этот раз не отпраздновали двадцатишестилетие Петра.
Аня разрыдалась. Петр никак не мог успокоить ее.
— Не пущу, не пущу, не пущу, — повторяла она.
Петр сорвался, вспылил, впервые накричал на Аню:
— Не пустишь, так уйду! Но только больше не жена ты мне!
В дверях неожиданно появился хозяин. С трудом передвигая распухшие ноги, вплотную приблизился к Петру.
— Чего орешь? Супруга она тебе! Какая же женщина без слез мужика своего на войну отпустит?
Аня притихла, втиснула лицо в подушку.
— Когда идти? — деловито спросил хозяин.
— В восемь, — ответил Петр и виновато дотронулся до вздрагивающего плеча жены.
— Давай, Анка, — продолжал хозяин, — помоги моей старухе стол накрывать. Негоже без посошка человека в дорогу отправлять.
Вдоль поезда толпились группами и парами суровые мужчины и печальные женщины. Дети хныкали; те, что постарше, держали себя по-взрослому, строго и печально.
Из какого-то вагона доносились звуки гармошки, где-то пели, нестройно, но задористо.
Кованые сапоги припечатывали асфальт. Позвякивали в вещмешках металлические ложки и кружки.
— Если писем долго не будет, не пугайся, — вполголоса в какой уж раз предупреждал Петр.
Аня согласно кивала. В белом платье в крупный горошек, она выглядела девчонкой, как тогда, когда приезжала к деду на каникулы. Только глаза ее, светло-голубые, с большими зрачками, застыли в немой тоске. И Петру было нестерпимо жаль оставлять ее одну-одинешеньку в затемненном городе. Но он не мог поступить иначе. И Аня должна была понять его.
Когда собралась вся группа, которая уезжала с майором-танкистом, нашлось много знакомых.
— Петя? Тоже с нами? — недоверчиво спросил Анатолий Ванявкин, бывший член комсомольского комитета школы.
— Как видишь, Толя.
— Моя мама, — сказал Анатолий и повернулся к женщине в темном платке. Глаза у нее были заплаканными, но она держалась стойко и прямо.
— Петр, — Кузяев пожал сухую ладонь Надежды Антоновны и представил жену. Аня не знала, что сказать, и спросила о том, что было и так ясно: