— Сына провожаете?
— Сына.
— А я провожаю мужа.
Лицо Ани вдруг стало таким же суровым, как у матери Анатолия.
И потом, когда поезд ушел и женщины и дети покинули перрон, часто останавливаясь и оглядываясь, Аня шагала солдаткой среди других солдаток: ее муж был таким же, как и другие мужчины, те, что ушли воевать.
А она будет работать, учиться и ждать писем. Сейчас и всегда, когда их не будет долго, очень долго. Ждать, пока не дождется.
На рассвете поезд остановился в пятнадцати километрах от города. Немцы разбомбили путь. Дальше отправились пешком. Майор-танкист взял у Кузяева плащ и вещмешок.
— Н-да, — крякнул майор, забрасывая за спину вещмешок. — Что там у вас, гантели?
— Книги.
— Какие?
— Островский, «Чапаев», «Овод».
Майор кивнул и зашагал вперед.
В полдень они пришли в город. Майор оставил всех у закопченной стены депо, а сам ушел. Возвратился он с малоутешительным известием: часть передислоцировалась, городу грозит сдача.
Майору удалось раздобыть автобус, и они снова отправились в путь.
Учеба подходила к концу, когда Кузяева внезапно свалила тяжелая болезнь. Врачи определили: тиф. Петр пытался объяснить, что это, наверное, тропическая лихорадка, а не тиф, но его слова приняли за горячечный бред. Начальник и учитель Кузяева капитан Савельев отвез его в инфекционный госпиталь.
Петр болел долго.
Всем его планам и мечтаниям опять грозила катастрофа. Из госпиталя неминуемо направят в военкомат, а там — ясное дело, разговор короткий: «Не годен! Подчистую». Петр забеспокоился, написал Савельеву. Тот не оставил Петра в беде, сам за ним приехал.
И вот Петр Иванович Кузяев — уже Петр Яковлевич Михалин, уроженец Брянска, жил там по улице Паровозной. Все это на случай, если попадет в руки врагов.
Вместе с Петром в автобусе ехал его земляк, радист Толя Ванявкин.
Перед отъездом, облачаясь в поношенную штатскую одежду, Петр и его напарник сожалеюще вздохнули: не хотелось расставаться с обмундированием.
С детства воображал себя Петр в военной форме. Когда-то даже купил по случаю моряцкий костюм: брюки клеш, фланелевку с синим воротником, окаймленным белыми полосками, тельняшку — и сфотографировался.
К лицу военное и Толе Ванявкину. Форма словно делала его еще выше и стройнее. Над крутым лбом Ванявкина красиво выбивались из-под пилотки льняные волосы.
На аэродром прибыли глубокой ночью.
Грузовая кабина «Дугласа» была забита боеприпасами для партизанского соединения Ковпака. Имя Ковпака капитан Савельев назвал уже в самолете.
Встретить Кузяева должен был майор Вершигора.
Взревели моторы, и самолет задрожал в нетерпеливом ознобе. Потом обороты несколько уменьшились, «Дуглас» дернулся и мягко покатил по ровному полю.