Под абажуром чернел пустой электропатрон, светила керосиновая лампа. В мягком оранжевом облаке женщина казалась еще красивее. Она нарядилась в белую кофточку, щедро расшитую крестом, на плечах — черный с красными цветами платок. Ей шло это яркое одеяние, и лейтенант невольно любовался ею.
Самогон оказался на редкость крепким. Лейтенант выпил стопку и жадно набросился на закуску. Хозяйка же только сдвинула черные стрельчатые брови, поднесла к точеному носу хлебную корочку и лишь потом принялась за еду.
Вторую стопку лейтенант поднял за счастье в этом доме.
— Какое тут счастье, — грустно сказала женщина. — Третий год без мужа. Как ушел в сороковом, так и не вертался. А теперь… — Она горестно махнула рукой и выпила.
Лейтенант совсем охмелел, забыл о лавке и улегся на разостланную кровать.
Женщина скрылась за занавеской. Она вернулась в длинной ночной сорочке, босая, задула лампу и подошла к кровати.
— Хорошо устроились? Ничего не надо?
Он ощутил ее горячее дыхание, выпростал из-под одеяла руки и прошептал дрогнувшим чужим голосом:
— Надо…
Она обхватила его за шею и жарко, влажно поцеловала. Он тоже поцеловал ее и сильно-сильно прижал к себе.
— Ну что ж ты? — изнемогшим голосом спросила она. — Или неумелый?
— Я еще никогда… — не чувствуя ни стыда, ни унижения, признался лейтенант.
Она тихо рассмеялась. И были в ее смехе и ласка, и застенчивость, и счастье.
— Сколько тебе годов? — спросила потом.
— Скоро двадцать.
— Боже ж мой, какой молоденький! — Она опять странно засмеялась, но уж не так, как в тот раз, а скорее с непонятной ему печалью.
— А ты что в городе делаешь, если не секрет?
То, что он задумал, не было секретом. Выслушав его короткий рассказ, она притихла и немного отодвинулась на край постели. Ему почему-то тоже захотелось побыть одному.
Женщина, наверное, не спала ни минуты и ночью разбудила его.
Затем она сразу уснула, обессиленная и счастливая, а лейтенант так и пролежал с открытыми глазами до первых проблесков зари.
Он бесшумно оделся, прихватил шинель, пустой вещмешок и вышел из дома. На безлюдной улице обесцвечивались фиолетовые тени. Не надеясь на попутный транспорт, лейтенант решил идти напрямик. Удалось сократить путь почти вдвое, и в ущелье пришел не таким уставшим, как вчера, с жаром взялся за работу.
По числу гильз в стрелковых ячейках, обложенных камнями, можно было судить, когда погиб солдат. В одних — гильз навалом, в других — совсем ничего. Там, где стояли пулеметы, гильзы были раскинуты веером. Вдоль всей позиции изредка попадались миниатюрные гильзочки «вальтера». Их лейтенант тоже брал.